Душа моя пребывала в беспокойном состоянии. Ей было не по себе. Она слонялась из угла в угол (внутри меня, понятно). Она невнятно бухтела на тему: «А как они там?» При попытках успокоить рациональными доводами душенька демонстрировала капризы и топала ножкой. И все это потому, что я пока что не знал, как там устроились мои по прибытии «Альбатроса» к месту назначения и прибыли ли они вообще. Волнение мое было столь велико, что однажды за завтраком я взял с подноса и съел грамм триста сыра, сам того не заметив. И лишь подняв глаза и увидев выражение лица кока, я понял (поздно!) свою ошибку.

В порицание моей заблудшей душе будь сказано: время прибытия товарищей было расчетным, причем для идеальных условий. Весь экипаж знал о моих душевных терзаниях, но лишь капитан Риммер высказался вслух:

– Профес, да что вы мечетесь? Думаете, в сезон штормов можно дойти до пункта назначения точно в назначенное время? Не смешите! Может статься, мы их еще и догоним.

По прибытии я решил, что Риммер знал наверняка: мы придем позже «Альбатроса». Он обязан был учесть снос к югу, потому что ветер был северным. Просто капитан так выразил свое сочувствие насквозь сухопутному человеку. Обычно моряки начисто лишены подобных сантиментов, так что я от всей души (наконец-то успокоившейся) выразил свою благодарность. Также надобно упомянуть, что незадолго до нашего прибытия пришла радиограмма с «Альбатроса». Голосовая связь не проходила, но морзянкой передали, что дошли благополучно.

Как и предполагалось, местом высадки был аналог Чесапикской бухты в моем мире. Как и там, в нее впадало сразу несколько больших рек, и с глубинами заморочек не было.

Прибытие вызвало немалое потрясение. Первое, что бросилось в глаза: преогромный каменный (!!!) пирс. Правда, чалки были деревянными. А от пирса шла шикарная дорога – имею в виду, на ней разместились бы две полосы движения, и не для телег, а для автомобилей, да еще на обочины места хватило бы.

Но особо дивиться было некогда. Для начала меня встретила семья – все трое, включая Кири. Впрочем, Иришка добежала первой, а Чук был третьим. Целованы были все трое, и тут же меня потащили смотреть дом. Это слово являло собой сильнейшее преувеличение. Собственно, наличествовал фундамент и стены на высоту в рост Иришки. Все остальное было очень временными и несолидными столбами, а крыша была парусиновой. Окна полагались недопустимой роскошью.

Но дела не ждали, и пришлось идти на заседание Совета почти без обеда: свежая лепешка с кусочком ветчины – не в счет. Историческое собрание совершалось на открытом воздухе – помещения соответствующего размера еще не существовало.

– Ну что, ребята, начнем с самого начала?

Возражений не было.

– Вначале было слово…

Народ перебросился взглядами.

– …и это значит, что нам надо дать название этому порту.

Очень быстро и почти без возражений на карте появился порт Надежда.

– Теперь для города, который будет чуть в стороне от порта, вот здесь…

Я показал место на карте.

– Бука!

Все дружно повернулись на голосок Наты, которая невесть каким образом очутилась на собрании. Чуть ли не в первый раз за все время нашего знакомства я увидел ее отца смутившимся. Илора уже подбиралась к дочке, чтобы сцапать и утащить куда подальше, но я поднял руку:

– Почему «Бука»?

– Потому что там много бук.

С этими словами девица ткнула пальчиком в направлении, где предполагался город. Там на самом деле располагалась роща с великолепными сероствольными буками – не меньше сорока местных ярдов высотой.

– Устами ребенка говорят Пресветлые, – вдруг заметил Шахур. Странно: он никогда не отличался особой набожностью.

Я так и не смог до конца понять, почему название «Бука» прокатило единогласно. Наверное, то был эффект неожиданности.