– Бумаги?
– Они готовы, Первый, и при мне.
– Это хорошо. Покажите.
Послышался шелест листов.
– Вы внесли в список четыре кристалла.
Сказано было настолько нейтральным тоном, что никто, в том числе Хассан, не смог бы сказать: гневается ли Первый академик или, наоборот, удовлетворен работой.
– Абсолютно точно, Первый. В полном соответствии с приказом от почтеннейшего Судура.
– Этого недостаточно. Насколько помню…
Даже самый лютый недоброжелатель не посмел бы обвинить Первого в недостаточно емкой памяти. Южанин придерживался того же мнения.
– …в хранилище имеются и другие кристаллы. Специализированные, имею в виду.
– Вы правы, почтеннейший.
– Проведите их отдельным списком, под вашу роспись. Высших оповещать не надо.
Формально говоря, это не было нарушением правил. В соответствии с рангом Хассан имел право сделать заявку и получить в свое распоряжение указанные кристаллы. Главный хранитель, разумеется, мог послать надлежащий запрос о подтверждении полномочий и целей. А мог и не послать, тут не угадаешь. Впрочем, пусть себе запрашивает. Получит ответ от Первого.
– Будет сделано, почтеннейший.
Немалым усилием воли высокопочтенный запретил себе думать о причинах, вызвавших данное распоряжение. Вместо этого он мысленно пробежался по цепочке действий, необходимых для выполнения приказа.
Никто из нас не рассчитывал, что Моана сможет разыскать какие-либо данные, касающиеся «водореза», раньше чем через неделю. Было время заняться радиополукомпасом.
Мною предлагалась самая примитивная его версия – в соответствии с задачами. Никто не планировал изыски вроде наведения с одного аэродрома на другой (у нас был лишь один) или, скажем, точного определения координат самолета. Цель была, в сущности, одна: наведение на свой собственный аэродром. Рамку я посчитал изделием не из сложных. Программирование… тьфу ты, пропасть, наложение заклинаний на амулет связи – как бы не еще проще.
На многоуважаемого летчика Гюрина было возложено опробование прибора. Это был тот самый случай, когда штурманские качества оказались ценнее, чем умение пилота. Впрочем, приказ был недвусмысленным: дальность полета до пятисот миль, ни в коем случае не удаляться в океан за пределы видимости земли.
Испытания прошли весьма гладко (небольшое уплывание частоты не в счет). Само собой, Готхар также получил возможность набраться опыта работы с этим прибором. По возвращении с первого полета он заметил:
– Хорошая вещь. На корабль надо поставить. Прибрежный туман тогда не помеха.
Разумеется, я восхвалил инициативу, особо подчеркнув, что только моряк мог до такого додуматься.
Конечно же оба летчика получили искомое звание. Также каждому была вручена нарукавная нашивка бело-голубого цвета с тремя поперечными черными полосками.
– Голубой – цвет неба, белый – цвет облаков, три полоски – сами понимаете.
Как и предполагалось, радиограмма от Моаны пришла лишь через неделю. Связь была неважной, поэтому сообщение передавалось морзянкой и было кратким: «Информаторы не знают о «водорезе». В документах никаких следов. Моана».
Я прочитал радиограмму еще раз. Тот самый случай, когда надо вызывать соратников.
– Ознакомьтесь, ребята.
Лист с текстом радиограммы скользнул по столу. Вопреки обыкновению, посыпались немногословные реплики сразу со всех сторон:
– Как может быть, чтоб никаких следов?
– Ошибаешься, друг. Отсутствие следов и есть самый настоящий след.
– Ты полагаешь, что не Академия…
– Не Академия, а один академик.
– Кто?
– Тот, у кого есть причины и возможность.
– Сарат, ты лучше меня знаешь эту кухню…
– Причины могут быть только у тех, кто сам отправляется за океан. А возможности?
– Я вижу лишь одного такого.
