— Правдоподобно! — захохотал Уэллс.
Сервисс присоединился к нему и снова забарабанил по столу, к недовольству официанта и сидевших неподалеку клиентов.
— Стало быть, как я тебе сказал, — продолжил Уэллс, когда Сервисс немного успокоился, — пусть даже жизнь на Марсе либо на какой-то другой планете нашей обширной Солнечной системы существует… — Величественным жестом он указал на небо и был явно недоволен, что не может его увидеть сквозь поддерживаемый балками потолок. Несколько секунд он разочарованно глядел на него. — Черт… О чем я сейчас говорил?
— По-моему, ты собирался что-то сказать… о жизни на Марсе, — подсказал Сервисс, тоже разглядывавший потолок с некоторым подозрением.
— Ах да, на Марсе… — с трудом вспомнил Уэллс. — Я хотел сказать, что даже если бы там существовала жизнь, она никак не могла бы сравниться с нашей, а потому изображать звездные корабли, построенные на марсианских заводах, не только нелепо, но и смешно.
— Хорошо. Ну а если бы я тебе сказал… — Сервисс постарался сделать серьезное лицо, — что ты ошибаешься?
— Ошибаюсь? Ты
— Ну, если бы я доказал тебе обратное, мой дорогой Джордж? — Сервисс нагнулся к нему, загадочно улыбаясь. — Знаешь ли ты, что в юности я какое-то время был одержим идеей существования жизни на других планетах?
— В самом деле? — произнес Уэллс с глупой усмешкой, ощущая приятное возбуждение под влиянием алкогольных паров.
— Да, и я рылся в газетах, в старинных трактатах и эссе в поисках… сигналов. Знал ли ты, например, что в тысяча пятьсот восемнадцатом году нечто, названное «подобием звезды», появилось в небе над кораблем конкистадора Хуана де Грихальвы, а затем удалилось, извергая огонь и направив световой луч на землю?
— Черт подери, а я и понятия не имел! — прикинулся удивленным Уэллс.
Сервисс снисходительно улыбнулся в ответ на его иронию.
— Я мог бы привести тебе десятки собранных мною подобных примеров, и все они свидетельствуют о посещении Земли в прошлом инопланетными летательными аппаратами, — заверил он, не переставая улыбаться. — Однако уверен я в том, что обитатели других миров уже посещали Землю, не поэтому.
— Правда? Так почему же?
Сервисс наклонился над столом и, драматически понизив голос, сообщил:
— Потому что я своими глазами видел одного марсианина.
— Ха-ха-ха… И где же ты его видел, в театре или на улице? А может, это новый талисман королевы?
— Я не шучу, Джордж, — сказал Сервисс, снова выпрямившись и ласково глядя на Уэллса. — Я видел одного из них.
— Ты пьян! — воскликнул Уэллс.
— Я не пьян. А если и пьян, то не настолько, чтобы не понимать того, что говорю. Повторяю: я видел этого треклятого марсианина. Собственными глазами видел. Я даже дотронулся до него вот этими руками, — настаивал американец, выставив перед собой руки, словно Ирод в ожидании таза с водой.
Некоторое время Уэллс смотрел на него с серьезным лицом, а затем громко расхохотался, чем привлек внимание едва ли не половины посетителей.
— Ты очень забавный тип, Гарретт, — проговорил он, отсмеявшись. — Я даже готов простить тебе твой роман, который ты использовал, чтобы…
— Это произошло лет десять назад или даже больше, я точно не помню, — сказал Сервисс, проигнорировав его слова. — Я тогда приехал на несколько дней в Лондон и занимался в Музее естествознания, подбирая материалы для серии статей, над которой я работал.
Поняв, что Сервисс не шутит, Уэллс выпрямился на стуле и попытался вслушаться в то, что он говорил, чувствуя, как пол трактира легонько покачивается у него под ногами, словно они пили пиво в лодке, плывущей по реке.
— Если мне не изменяет память, музей, который, как ты знаешь, был построен для хранения постоянно растущего количества окаменелостей и скелетов, уже не помещавшихся в Британском музее, тогда только что распахнул свои двери, — мечтательно продолжил Сервисс. — Все там казалось новым и в высшей степени поучительным, словно посетителям и в самом деле хотели дать представление о мире в упорядоченной и занимательной форме. Сознавая, что многочисленные исследователи рисковали жизнью или, по крайней мере, здоровьем, для того чтобы дамочки из Вест-Энда замирали от страха, разглядывая цепочку муравьев марабунта[4], я бродил по залам и галереям музея как благодарный зевака. Из застекленных витрин на меня в изобилии глядели разнообразные диковинки, разжигавшие в душе мощное желание приключений, стремление узнать дальние страны, которое, к счастью, в конце концов гасилось моей привязанностью к благам цивилизации. Стоило ли жертвовать театральным сезоном для того, чтобы увидеть, как какой-нибудь гиббон прыгает с ветки на ветку? Для чего ехать так далеко, когда другие готовы доставить чуть ли не к порогу твоего дома всю экзотику мира, невзирая на затяжные дожди, зверские морозы и диковинные болезни? Поэтому я ограничивался созерцанием разнообразного содержания музейных витрин как истинный профан и невежда. Впрочем, то, что действительно привлекло мое внимание, не было выставлено ни в одном из залов.