найдет. Нет. Полиции я не боюсь; ублюдки из «Голода», вот кто меня тревожит. Ты что, не понял, что там за люди сидят? Это ПЛОХИЕ люди, парень. Очень плохие и очень крутые боссы. И потом, что значит — спрыгни? Ты что, сбрендил от страха? Я тебе говорил, нет? Я тебе говорил, что это война, или как? — Его голос уже поднялся до крика. Я пытался заставить его заткнуться. — Мне не нужны советы. Я только хотел, чтобы ты знал, что происходит.
Он отключился. Перезванивать ему я не стал. Я сильно устал накануне и поэтому разозлился. «Чертов придурок», — подумал я и пошел досыпать.
От Айкана продолжали приходить туманные имейлы, отсылавшие меня на «Победу Над голодом».
Письмо к дарителям продержалось недолго, но Айкан был беспощаден. Он направил меня на страницу спонсоров, и там я обнаружил, что отсылка к каждой компании связана теперь с какой-нибудь ультралевой организацией. Он создал небольшое всплывающее окошко, которое появлялось всякий раз, когда кто-нибудь кликал «Накормить», а на нем появлялись цифры — сравнение пищевой ценности чашки риса с пищевой ценностью продуктов, гниющих на мусорных свалках Европы. И продолжал намекать на некую последнюю атаку, финальный залп из всех орудий, который поставит точку в этом деле.
— Я слежу за ними, чувак, — сказал он мне как-то в один из наших редких телефонных разговоров. — И могу поклясться, что они уже сидят у меня на хвосте. Придется соблюдать осторожность. Иначе все может очень плохо кончиться.
— Не говори ерунды, — сказал я ему. — Ты что, думаешь, в дешевый триллер попал? Ну, сядешь в тюрьму за хакерство — и не надо на меня орать, потому что это именно так называется, — да и все.
— Иди ты, брат! — отвечал он. — Не будь таким наивным! Думаешь, это игра? Я же говорю тебе, эти мудилы не пойдут в полицию. Ты что, не прорубаешь, что ли? Я же сделал такое, что хуже не бывает… я подверг сомнению их филантропию! Я обсмеял их, пока они изображали из себя мать Терезу, а этого они не потерпят!
Я беспокоился за него. Он стал совсем невыносим, наши разговоры даже отдаленно не походили на беседу, любая моя фраза была для него как трамплин для затяжного прыжка в рассуждения об очередном безумном заговоре.
Он слал мне чудные, фрагментарные имейлы, в которых я не видел никакого смысла. Иногда с приписками типа «Им это понравится» или «Они у меня узнают, что это такое».
Иногда письма были длинные, как куски неоконченной работы, с недописанными отчетами и чем-то вроде частей программ. Попадались и засоренные файлы, взятые из каких-нибудь энциклопедий, — статьи о международной политике, онлайн-демократии, компьютерных рынках акций, о квашиоркоре[25] и других видах недоедания.
Постепенно, со все возрастающими изумлением и страхом, я начал прослеживать между этими обрывками связь. Я понял, что эти безумные угрозы и смехотворные преувеличения не были просто лоскутным одеялом разнородных фактов, что их спаивала воедино причудливая внутренняя логика. Из этих фрагментов, намеков, шуток и угроз у меня, наконец, сложилась картина того, что планировал Айкан.
Я был потрясен.
Сначала я не хотел верить; предприятие, которое он замыслил, представлялось мне непомерно огромным. Мой страх перед ним был окрашен благоговением перед человеком, который осмелился задумать такое, а тем более поверить, что ему хватит сил исполнить задуманное.
План был невероятен. Он повергал в ужас.
Я знал, что он это сможет.
Я закидал его телефонными звонками, на которые он не отвечал. Голосовой почты у него не было, так что мне оставалось лишь нервно расхаживать из одной комнаты в другую, громко матерясь от собственной беспомощности и невозможности его достать.
«Победа над голодом» в последнее время тоже подозрительно притихла. А до этого работала без перерыва три недели подряд. Я сходил с ума от беспокойства. Все окружающее обретало нестерпимую яркость, стоило мне лишь подумать об Айкане и его планах. Мне было страшно.
Наконец, как-то вечером, в воскресенье, примерно без десяти минут одиннадцать он позвонил мне сам.
— Чувак… — Он смолк.
— Айкан, — сказал я, перевел дух, и слова сами так и посыпались из меня. — Айкан, тебе нельзя это делать, — спешил объяснить ему я. — Мне все равно, ненавидишь ты их или нет, но они всего лишь кучка сраных либералов, и ты не можешь поступить с ними так, оно того просто не стоит, не сходи с ума…
— Заткнись, парень! — рявкнул он в трубку. — Слушай меня! — И он снова перешел на шепот.
Вдруг я понял, что он боится.
— У меня мало времени, брат, — настойчиво продолжал он. — Тебе придется прийти сюда; ты должен мне помочь.
— Что там у тебя происходит? — спросил я.
— Они
