Со стороны реальности было бы непростительной ошибкой никак не отреагировать на подобную мольбу. И, не успели последние слова сорваться с губ Жед, как над их головами что-то засвистело, и маленькое, крепкое, тяжеленькое тельце плюхнулось с неба прямо Вуринаму в руки.

Все завизжали. Вуринам тоже завизжал и шарахнулся, но то, что на него упало, держало крепко, и Вуринам разглядел тревожно корчившуюся мордашку, силившуюся что-то передать. Это была мышь Шэма. Дэйби, все еще с передатчиком на лапке.

Время для Шроаков?

Пока нет.

Шэм засучил рукава, подошел к береговой линии и посмотрел на руины.

Собрав в кулак все свое мужество, он, ценой больших усилий, проявляя невероятную осторожность, заставил себя ступить сначала на рельсы, затем на шпалы, а с них и на разные другие твердые фрагменты искусственного и естественного происхождения, до которых только мог дотянуться. В отдельных местах он отваживался даже ступать на землю, волоча за собой самодельную тележку. Так Шэм добрался до руин некогда величественного товарняка, теперь лишенного всех украшений. Там он стал копать землю и извлекать из нее обломки.

Работа была опасная, но он справлялся. Свои находки он свозил на берег. Собирал мусор. Еще пара вылазок на развалины, и у Шэма набралась куча ньютиля длиной в ярд. С наступлением ночи он принялся скреплять обломки. Когда на следующий день снова встало солнце, он встретил его гордым обладателем хижины.

Наведавшись в трюмы потерпевшего крушение товарняка, он обнаружил, что тот, на его счастье, перевозил семена. Шэм их посадил. И продолжал строить до тех пор, пока на берегу не появился целый небольшой город из рифленого железа. Его урожай рос. Шэм собирал дождевую воду и ткал лен. Приручил местных животных и натаскал с поездов еще всякой всячины. Научился печь хлеб.

На второй год ему стало скучно, но, к счастью, он обнаружил на своем острове следы другого человека. Пойдя по ним, он встретил дикаря, который был так поражен его появлением и наружностью, что с радостью стал его слугой. Вместе они продолжали строительство, и еще через несколько лет Шэм смог собрать настоящий поезд, на котором он покинул новую страну, созданную им из обломков старых, и с ветерком помчался назад, на Стреггей.

Ничего подобного.

Замерзший, напуганный, голодный, Шэм сидел на берегу. Глядел прямо перед собой, в никуда. Фантазия ему нисколько не помогала. Она была неубедительна.

Он жевал… ну, так, нашел какой-то листок.

— Мммм, — сказал он вслух. — Смолистый. Ты будешь первым ингредиентом нового напитка, который я намерен создать. — Он погримасничал и сглотнул. — Я назову тебя шибучка.

Он и в самом деле выстроил себе укрытие из всякой ерунды, которую постеснялся бы назвать утилем — это были просто обломки, найденные им на берегу. Да и слово «выстроил» он сам тоже не использовал бы: так, прислонил один обломок к другому. Опять же, слово «укрытие» тоже мало подходило к тому, что у него вышло: так, груда мусора какая-то.

— Трууз, — сказал он. Шмыгнул носом. — Воам. — Все надежды, которые они возлагали на него — неужели они были не чем иным, как глупостью? А их конечная цель — дать ему возможность приобрести собственную философию, — не казалась ли она теперь кощунством?

Задул ветер, точно дразнился. Точно делал презрительное «Пфф», глядя на затерянную в пустоте одинокую человеческую фигурку. «Ерунда какая», — словно говорил ветер, смазывая его холодной лапой по затылку. Шэму хотелось плакать. Он и поплакал немного. Крошечные капельки показались в уголках его глаз. Вообще-то они появились от пыли, которую нес ветер, хотя, если подумать, не только от нее.

Шэм не так долго сидел на берегу, разглядывая окружающий утиль, как это было в его сне. Ему очень хотелось есть. Прошли два дня. Ему очень- очень хотелось есть. Он проводил время, разглядывая остовы потерпевших крушение поездов, распростертые на земле, точно обглоданные скелеты, остатки грузовых кранов, перевернутые тележки, а еще он раскровавил свой большой палец, используя его в качестве то резца, то шила для вырезывания фигурок на куске деревяшки. Он думал о том, что его ждет.

Перевернутые тележки. Не все лежали колесами кверху, иные стояли на боку. Одна, зарывшись носом в кусты в полудюжине ярдов от его берега, и