Рельсоморье стряхнуло покров ночи и обнажило руины множества древних поездов вокруг. Что это было за кладбище? Жуткое свидетельство многих неудачных предприятий.

Сцепленный с «Мидасом» в том месте, где на мостике последнего вагона стояла капитан — что толку было сажать ее в карцер теперь, когда она могла лишь стоять и смотреть в направлении своей приближающейся философии, — трясся по рельсам «Пиншон» на своих угловатых колесах. Под землей ему было не выдержать нужную скорость. Сзади их догонял военный флот, уже превратившийся на горизонте во вполне различимое облако. Из выхлопов, дыма и пыли странствий.

— Они и не собирались нас бросать, — сказала Кальдера. Она открыла свои карты и стала их просматривать. — Мы близко. К чему-то. Я вижу, куда именно ходили мои отец и мать, вижу… Мне кажется, мы приближаемся к чему-то, чего они пытались избежать…

— Что-то нападало на все эти поезда, — сказал Деро. — Посмотрите на них.

— Надо подумать, — сказал Шэм. — Мы должны все как следует обдумать.

У них совсем не было времени маневрировать между потерпевшими крушение поездами, чтобы по виду их останков попытаться понять причины их гибели. Но, стоило им выехать из этого кладбища, как палец Деро взлетел вверх. Далеко за пределами самых мощных скоплений искореженного и проржавевшего металла, опрокинутый в результате какой-то загадочной катастрофы, балансировал крышей на самодельной платформе, все еще каким-то чудом державшейся колесами за рельсы, сильно потрепанный вагон. Деро и Кальдера удивленно выдохнули. Сирокко смотрела на него с одобрением.

Шэм понял, что это, наверное, был фрагмент поезда их родителей.

— Что с ним стряслось? — спросил Шэм.

— Они их отбрасывали иногда, — сказал Деро. — и нас научили. Но этот выглядит так, будто…

— Я не знаю, как он выглядит, — сказала Кальдера.

— Смотрите, — Сирокко показала туда, откуда приближались поезда Манихики. — Они идут быстрее нас.

— Это опять тот, — прошептал Деро, — который нас уже находил. Похоже, они побывали здесь еще до нас.

— Кое-кто из них, — осторожно начал Шэм, вспомнив Жудамора с его рисунками, — возможно, владеет кое-какой информацией. О том, куда именно вы шли.

Сколько ни глядел Шэм в лучшие подзорные трубы «Мидаса», ничего, кроме хищных мазков на горизонте, ему не открывалось. Сирокко одолжила ему свой окуляр, комбинацию нового и старого утиля. Он поднес его к глазам и едва не подпрыгнул от неожиданности, настолько близкими вдруг оказались преследователи. Впереди шел знакомый громадный состав, буравя жерлами своих пушек небо.

— Риф, — прошептал он. Кто же, подумал он, кто из пиратов взорванного «Тарралеша» сумел избежать смерти на рельсах и вспомнить все картинки, надиктованные им Жудамору, тем самым дав Рифу ключ? Может быть, сам Жудамор? Элфриш погиб. Робалсона прямо на его глазах смахнуло с палубы взрывной волной.

Рельсы становились реже. «Мидас» и его спутники мчались к скальному горизонту, каменному занавесу в круглых складках и редких щелочках, точно сквозь него кое-где подглядывали нетерпеливые актеры.

— Надо соображать быстро, — сказал Шэм. — Быстро и, черт возьми, умно.

Последние тележки баяджиров начали притормаживать. По обе стороны от «Мидаса» было теперь так мало рельсов, что они не могли держаться вровень с ним.

— Подождите, — крикнул им Шэм. Пользуясь обрывками их языка, которых в его памяти задержалось на удивление много, он стал умолять их не уходить. — Поднимайтесь на борт! Мы уже близко!

— К чему? — прокричал кто-то в ответ.

На тележках разгорелись жаркие споры. Не прерывая их ни на миг, возницы лавировали с пути на путь. Выпучив от удивления глаза, Шэм наблюдал, как баяджирская женщина-воин погрозила кулаком спутникам, бывшим с ней в одной тележке, развернулась. Мощно оттолкнулась ногами от дна и прыгнула прямо на бок идущего рядом «Мидаса», зацепилась за что-то, повисла и взобралась на палубу, а ее спутники тут же отвернули тележку на другой путь и умчались в сторону. Еще несколько храбрецов, решивших идти в этом деле до конца, последовали ее примеру. Расстояние, которое им приходилось преодолевать, увеличивалось ежесекундно.

— Быстрее! — кричал Шэм. Но ближний рельсокочевник уже опоздал. Он прыгнул, но его пальцы бесполезно скользнули по боку кротобоя. Стук, протяжный вскрик, удар, и его размазало по камням.

Все в ужасе смотрели. Даже капитан испуганно подняла глаза. Тележки баяджиров отстали. Прыгать было поздно. Даже те воины, что были готовы принять участие в последней битве, только и могли теперь, что, стоя в своих тележках и глядя на удаляющегося Шэма, махать ему на прощание.

Вот они превратились в точки. Шэм надеялся, что они видели его руку, поднятую в салюте прощания и благодарности.