что ему приходится делить свою девушку с иным миром, подошедшим к нему так близко?
Только об ужасе и позоре, о котором знает одна Мария…
Джой поднял ресницы и посмотрел в ожидающее лицо Инги.
— Нет, — сказал ровно. — Ничего.
— Правда?
— Правда. Ничего… о нас с тобой.
Задумчиво рассматривая его майку, Инга прикусила губу. Джой боялся, будет продолжать спрашивать, даже начал искать ответ, который не оттолкнет ее вновь.
Но Инга сказала неожиданно:
— Ну и хорошо.
Понятно, что он что-то утаивает. Даже такой хреновый психолог, как я, поняла это — по заминке, по тому, как метнулся его взгляд…
Но мне уже не шестнадцать лет. И даже уже не двадцать пять, увы. Я давным-давно не считаю, что близкие люди должны обязательно знать друг о друге все до конца. И рассказывать обо всем.
Тем более если это не касается нас двоих — значит, не должно и меня касаться.
…Или должно?
— Вот так?
Мы рассматривали горящую на подоконнике свечу. Маленькое пламя отражалось в темном стекле, словно отталкивая от окна ночь.
— Так нормально будет? — вновь спросил Джой.
— Да откуда я знаю? Вообще первый раз этим занимаюсь.
Зажженная в эту ночь свеча освещает потерянную дорогу в небеса или куда там полагается душам, по их собственной вере. Джоевская многоэтажка возвышается над окружающими пяти- и девятиэтажными домами, и нашу одинокую свечу будет далеко видно. Надеюсь, заблудившиеся духи не воспримут ее как путеводную звезду и не слетятся поглядеть, кто им в ночи маячит.
Джой, будто подслушав, предупредил:
— Ты давай смотри в оба, может, и впрямь прадед на огонек заглянет!
Кельты называли эту ночь Самайном. Христиане подогнали под нее свой праздник — ночь перед Днем Всех Святых, Хэллоуин… А славяне отмечали Велесову ночь — когда Белобог передает власть Чернобогу и ворота Нави, страны мертвых, до рассвета распахиваются в Явь, в настоящее. Но смысл один — перемена года, когда граница между миром мертвых и миром живых настолько истончается, что души преодолевают ее беспрепятственно…
А ведь мы с девчонками традиционно Хэллоуин праздновали. Даже Настя присоединялась, когда удавалось спихнуть отпрысков бабушкам. Наряжались колдуньями-привидениями-вампиреллами, делали светильники из тыкв, пекли печенье «ведьмины пальчики» и торты в виде гробиков или могильных плит. Или вообще отправлялись в какой-нибудь клуб на тематическую вечеринку тусить среди таких же страхолюдин. Веселились, короче.
Идиотки.
Сейчас я думаю: а не было ли среди этих резвящихся подделок настоящих? Ночь Мертвых… кто это недавно говорил? Ночь, когда умершие и живые могут встретиться и увидеть друг друга.
Ну, если кто из духов и заглянет к нам на огонек, угощением останется доволен. Наготовили мы столько всякого-разного, что полнедели можно пропитанием не заморачиваться. В центр стола водрузили зубастую тыкву со свечой внутри. Я назвала ее Милочкой в честь знаменитой тыквы Карлсона. Того, что живет на крыше, естественно.
— Ну что, пойдем? — спросил Джой.
Временами мне казалось, что я заигралась в какую-то странную игру без правил или что маюсь натуральной дурью. Джой же и сейчас выглядел уверенным и деловитым. Надо зажечь свечу и помянуть предков? Пожалуйста. Выйти покормить бездомных и безродных призраков? Всегда готов! Решено, подписано и принято к исполнению.
Я уныло поглядела на сумку с угощением. На улицу, где вовсю завывал ветер Самайна, да и осенний дождь от души колотил в окна, не хотелось категорически. Лучше бы пройти по джоевским соседям с мешком и сакраментальным вопросом: «Сладости или гадости?»
Зато Потеряшка, уже целый час достававший меня скулением, — точь-в-точь как нормальная собака, которой невтерпеж, — мгновенно смолк и с радостным пыхтеньем забегал между кухней и прихожей. Ну давайте, папа-мама, побежали! Там хорошо, и весело, и интересно пахнет, быстрее-быстрее!
— Оденься потеплей, — скомандовал Джой. — Где твоя шапка?
— Да мы же всего на пять минут, я капюшон…
