— Домового. Касины, домашние духи, тоже чужаков не любят. А! Вот еще! — Джой сунул ей мешочек. — Красная фасоль. Верное средство от призраков! Засунь его во все карманы и, если что — сразу кидай в морду.
Инга задумчиво взвесила на ладони мешочек.
— Как ты основательно подготовился! Не переборщил? Тут тебе и христианство, и язычество, и шаманизм…
— Кашу маслом не испортишь.
— А как же «у семи нянек дите без глазу»?
— Ну у тебя еще есть я. — Джой стукнул себя по груди кулаком. Получилось гулко и внушительно. — Главный нянь.
Инга засмеялась. Хороший смех. Заразительный. Обычно она или еле улыбается, или просто фыркает. Еще одно его достижение!
— Корейский нянь! Ты приехал защитить меня от злобных призраков?
— Ну да. Это ведь самый твой главный страх — что духи проникнут за тобой в дом?
Инга молчала. Что, опять не угадал?
— На самом деле, — она поглядела на потолок, в сторону. — Больше всего я боюсь…
Чтобы расслышать, Джой шагнул ближе.
— Чего?
— Я так надеялась, что со временем это пройдет… Но раз я вижу их все четче, даже теперь и слышу… наверное, я уже никогда не стану прежней?
Вскинула на него наливающиеся слезами глаза.
…При просмотре дорам Джой неизменно посмеивался над традиционно повторяющимся эпизодом: «Эй, братан, ты промахнулся, губы ниже!» Выговаривал умилявшейся Инсон: «Прямо как покойника целует!»
Но теперь, не раздумывая, сделал то же, что и дорамные герои: придвинулся и прижался губами к ее лбу.
Я замерла.
Легкие руки на моих плечах Осторожное прикосновение — так мама в детстве проверяла, нет ли у меня температуры. Но сейчас от его губ словно разливалась теплая энергия. Безопасность. Спокойствие. Хотелось просто закрыть глаза и раствориться в ощущении тишины и мира. Я шагнула-качнулась поближе…
И, разумеется, именно в этот момент и заявилась мама.
Где-то очень далеко от меня, в далекой-далекой реальности, прогудел лифт, раздались шаги, стук, шорох… Возглас: «Господи, я что, дверь не закрыла?» — и: — «Ой!»
Джой отпрыгнул от меня, как ошпаренный кот; чуть ли не оттолкнул, я даже качнулась. Растерянная мама стояла в открытых дверях с растопыренными руками, будто собиралась схватить и вновь столкнуть нас обратно.
— Ой, — еще раз повторила родительница. Оглянулась на подъезд, явно раздумывая, не слинять ли ей по-тихому. Поздняк метаться!
— Давай отнесу! — Я выхватила у нее пакет с «молочкой». Мельком глянув на Джоя — тот отворачивался от нас, ероша рукой волосы, — шмыгнула на кухню. Там медленно вытаскивала и складывала продукты в холодильник, слушая настойчивый голос мамы и глуховатый — Джоя. Она предлагала остаться перекусить, он отнекивался, мол, время обеда уже закончилось.
Крикнул из коридора:
— Инга, до встречи!
— Пока-а! — проорала я в ответ. И ворвавшейся на кухню маме, чтобы сразу ее отрезвить: — А однопроцентный кефир не взяла?
— Тебе надо жить отдельно! — сурово объявила родительница. Я от изумления даже вынырнула из недр холодильника, где пряталась от ее блестящего взгляда и для собственного охлаждения.
— С чего вдруг?
— С того, чтобы старуха мать постоянно молодым не мешала!
Ничего себе! Готова выставить родную — и больную! — дочь из дому лишь из-за того, что ей какой-то азиат приглянулся!
Я глубоко вздохнула и шагнула из темноты подъезда на улицу. Переждала миг головокружения — от яркого дневного света и красок, звуков, множества предметов и людей. Настороженно огляделась: нет, Странные возле моего подъезда пока толпами не собираются. И на горизонте тоже не маячат. Значит, можно выдвигаться.
…Я собиралась с духом пару часов. Глядела в окно, тщательно изучая каждую фигуру и каждое движение во дворе. Репетируя в уме, представляла, как ступаю за порог квартиры, нажимаю кнопку лифта, выхожу из подъезда, оглядываюсь и иду по двору, потом по улице… Одна! Совершенно одна, впервые после больницы! Я задавила в зародыше поднимавшуюся панику, твердо пообещав себе, что прогулка будет очень короткой, вернусь, как только