– Не поняла, – уже сердито сказала воздушница. – Как это – пойдешь?

– Я люблю гулять, – глубоко, чтобы успокоить дыхание, вздохнула девушка. – От корпуса до моего дома – всего шесть остановок. Мне не впервой. Прогуляюсь, мысли в порядок приведу. Так, давайте не будем задерживаться. Итак, с чего начнем? Регина, ты написала записку для Ферди?

– Да, вот. – И воздушница протянула ей очередной картонный лист.

«Ферди, разреши прийти к тебе. Регина», – прочитала, подняв на солнце картон, Алекса. Подошел Карей, с интересом присмотрелся к листу, который девушке пришлось поднять выше, чтобы выколотую иглой надпись увидел и он.

– Наверное, хорошо, – неуверенно сказала Алекса. – Посмотрим, что он скажет. Но на всякий случай Регина уже должна быть в замке.

– Я проведу ее садовой калиткой, чтобы не видела охрана, – задумчиво сказал Карей. – Регина, оденься в мальчишку. И не забудь очки. Пусть думают, что привел друга. А потом спрячу в одной из комнат в коридоре Ферди. Посидим до прихода Алексы. Ты, Алекса, если брат даст добро на гостью, выйдешь и тихонько скажешь нам в коридоре. Регина, ты понимаешь, что Ферди воочию не увидишь?

– Понимаю. Хоть услышу…

Детали обговорили быстро, после чего все трое спустились к дороге. Небольшая заминка вышла, когда выяснилось (выяснила Алекса – Карей уже знал), что Регина приехала на собственной машине, но оставила ее на стоянке у корпуса. А корпус от парка – через ту же дорогу. И девушки пошли к университетской стоянке, в то время как сосредоточенный Карей чем-то занимался, сидя на водительском сиденье своей машины.

– Хочешь – довезу? – предложила Регина.

– Нет, спасибо, – легко сказала Алекса. – Тут столько всего обдумать надо. А мне легче думается в движении. – Помахала рукой вслед отъезжающей машине Регины и пошла по пешеходной дорожке параллельно дороге.

И чего вдруг нюни распустила? Сама же хотела этого – не знаться с такими парнями, как Карей. Особенно – с Кареем. Так почему же стало обидно? Почему спине стало холодно, когда появилась возможность отодвинуться от его горячих пальцев?

«Не думай о нем – вот и все, – велела себе Алекса, промаргивая слезы. – Тебе некогда реветь. Дел – невпроворот. Не до романтики…»

Впереди был магазин, и Алекса уже бездумно пропустила мимо себя легковую машину к стоянке при супермаркете. Только беглая мысль: «Здесь же переход – почему он проехал, не пропустив меня, пешехода?» Но мысль мелькнула, автоматом отмечая нарушение дорожных правил. Девушка перешла через проезжую часть и направилась к пешеходной дорожке…

– Алекса.

Карей позвал негромко, но девушка вздрогнула, как от хлопка по спине, и сразу мурашки по коже. Обернулась. Задумавшись, она даже не смотрела на машину, проехавшую перед ее носом. А в ней сидел Карей. Впрочем, он уже не сидел, а торопливо шел к девушке. Остановился. Сказал:

– Прости за «подачки». Вырвалось. Ты разрешишь подвезти тебя?

Алекса только кивнула. Горло застыло так, что слово не протолкнуть.

В дороге до ее дома они молчали. Девушка только сглатывала, не в силах сказать ни слова. Зато у калитки… Она так и не поняла, считать ли это удачей или нет, но у калитки стояли трое младших. При виде машины все подбежали ближе, а потом – радостные восклицания, а потом младшие схватили Карея за руки и потянули к дому.

Он растерянно оглянулся на Алексу, но она покивала ему, сумев улыбнуться, да и горло начало расслабляться от напряжения. И всей радостно и приветливо вопящей компанией они и вошли в дом, где парня сразу потащили здороваться с мамой. Джесмин и Дэйзи, к огромному изумлению мамы, которая сегодня напекла пирожков, наперегонки кинулись ставить чайник на огонь, а сияющий Люк так и не отлип от гостя, таща его за рукав к столу и сажая рядом с собой.

– Здравствуйте, – смущенно сказал Карей матери Коллумов. – Вы извините, так неожиданно все. Меня зовут Карей.

– Добрый вечер, Карей, – откликнулась мама, бросив взгляд на Алексу, которая смотрела куда угодно – только бы не на нее или на парня. – У нас сегодня выпечка – кексы и пироги. Хотите чая? Джесмин, ты приготовила чашки? Дэйзи, заварочный чайник на полке слева. Да-да, это он. Алекса, нарежь пока яблочный пирог. Люк, ты руки вымыл?

За маминой скороговоркой в столовой как-то очень быстро образовался порядок, в котором все дети оказались при деле. Мама умудрилась организовать всех так, что Алекса, совершенно не понимающая, каким образом все это произошло, внезапно обнаружила, что сидит рядом с Кареем, только с другой стороны от Люка. Младшие сестры, счастливые, уселись напротив.

Первый глоток горячего чая, который мама по привычке, когда пекла яблочные пироги, сдобрила корицей, и Алекса с облегчением поняла: горло смягчилось настолько, что теперь можно говорить без опаски. Когда и мысли перестали буйствовать, она вдруг покраснела, радуясь лишь, что парню не видно. Его занимали младшие, требуя от него внимания. Как она ему сказала? Из исследовательских интересов собралась с ним ходить? А скажи ей кто- нибудь такое? Не обиделась бы сама? «Ну и язык у тебя, Алекса, – съежившись от стыда, подумала девушка. – Думай в следующий раз, прежде чем сказануть такое!» И снова была благодарна младшим, которые наперебой угощали гостя, не давая ему покоя, пусть мама и успешно сдерживала все порывы закормить Карея.

Наконец он сам поднялся из-за стола.