слышать страданий выживших.

В общем, не могу я накрутить романтику на это путешествие. Его и путешествием-то язык не поворачивается называть. Рейд, выход, разведзадание…

Совсем другое дело, когда слышишь о делах минувших. Вот тут моё воображение способно разгуляться!

В одной из вечерних лекций Закревской об освоении этой части будущей Енисейской губернии речь шла и о Казачинских порогах. Хорошо помню, как я, стоя ночью на фишке, представлял себе те времена и первопроходцев, сдвигавших фронтир Русского государства.

Был такой человек – Андрей Дубенский. Летом 1628 года по заданию воеводы отправился он вверх по реке на тринадцати дощаниках и трёх больших стругах, построенных, кстати, в Енисейске. Задача была поставлена такая: выбрать место для закладки нового острога, обеспечивающего безопасность Енисейска, Томска и Кузнецка, мест уже обжитых и для столицы очень важных. От Енисейска до Большого Казачинского порога суда шли три недели, вот такая скорость движения, это вам не под дизелем лететь.

Порог кочи и дощаники пройти не смогли. Здесь люди Дубенского груз сняли и перенесли выше порога, так пишут летописи. А вы представьте, что это значит в реале! Через дебри или вдоль берега, то и дело проваливаясь в воду. Их беспрерывно атаковали. И не только кровососущие всех мастей; караван вдоль берега всю дорогу сопровождала разведка воинственных тунгусов, которым пришлые были костью в горле.

На ночлегах и на обеденных лесных стоянках люди, опасаясь набегов, каждый раз ставили крепкие засеки, а на чистых местах перед обедом и на ночь ставили настоящие дощатые городки… Как римляне в походе? Нет, первопроходцам было гораздо тяжелей: людей мало, груза очень много. И через день на них нападали, поливая из таёжной чащи ливнями стрел, случались и рукопашные схватки. А уж мелких пакостей и всяких диверсий было…

В сторону за дровами не отойти, прирежут. Пороха и пуль для пищалей было не так уж и много, а ведь впереди ждал будущий Красноярский острог! Вот так сложно и опасно было добираться по Енисею до Красного яра, именно такой преградой являлись тогда для судов Казачинские пороги… Не уверен, что я смог бы повторить этот подвиг.

Очень не уверен.

Я изучал начало порога и сильно сомневался во всём подряд.

КС-100 стоял у берега, мы присматривались.

Речные берега сужались в настоящий каменный коридор, в котором холодную воду закручивало, местами сбивало в пену и бросало из стороны в сторону. Облака упали ещё ниже. В сером сумраке Енисей казался диким зверем, зажатым в тиски. Или же в этой свинцовой перекатывающейся субстанции, действительно, сидело неведомое речное чудовище, из века в век поджидающее очередную жертву.

– Ничего так шумок стоит. – Я с тяжёлым вдохом поделился первым впечатлением.

– Лёша, мы второй день переживаем, а, вот увидишь, пройдем этот клятый порог за двадцать минут! – горячо посулила Глебова.

– Ты про «клятый» брось, не то услышит…

– Господи, ну хочешь, я сама за штурвал встану, а ты будешь за приборами следить!

– Да чего тут следить? Радар бесполезен, спутники ушли. Всё хуже и хуже: раньше ловилось шесть штук, потом четыре. Может, сами дохнут. Или их продолжают сносить с орбиты боевые платформы-роботы, типа нашего «Скифа», – размышлял я вслух.

– Ну, что?

– Ты меня не позорь. Ещё немного, и пойдём. Не забыла? Поставишь камеру, чтобы снимала всю дорогу, чувствую, запись пригодится на будущее. Сама не отвлекайся, смотри за эхолотом.

– Я всё помню, – проронила она сухо.

– Вот и хорошо. Давай подойдём к туерной стоянке.

Самое главное на этом участке судно тоже стояло у берега, впереди. «Енисей» был похож на длинный двухпалубный буксир. Корпус более чем полсотни метров длиной выкрашен синей краской, а надстройки белые.

Тучи над каменной тесниной, наполненной кипящей водой, сгустились настолько, что мне подумалось – ещё немного, и в Казачинских порогах загорятся алые цепочки сработавших бакенов-автоматов. Появление «каэски» не вызвало на туере никакой реакции, судно было пусто, теперь это просто безжизненное нагромождение ещё плавающего металла.

– Бросили бедняжку, – посетовала Катя, и тут началось.

Словно громкий щелчок пронёсся между скалами.

Щёлк! За пару секунд «Енисей» расцветился морем огней, которых у него оказалось гораздо больше, чем на любом другом судне, включая больших пассажиров.

– Чёрт! Напугал! – крикнул я, снижая обороты двигателя чуть ли не до нуля, чего делать категорически не рекомендуется.

Свирепо рявкнула сирена. Я тоже тявкнул.

Ещё раз что-то щёлкнуло, но уже по-другому, и над зажатой в теснины рекой громовым голосом древнегреческих богов и чудовищ, преследующих Одиссея, заговорил мощный внешний динамик «Енисея»: