– Замяли, – проскрипел Картуз.

– Да мы-то замнем, – со вздохом произнес Смычок. – Никуда не денемся. Я просто устал молчать. Не знаю, что вам там насчет меня сказал Разуваев или этот ваш Дмитрий Федорович, но сдохнуть, не дойдя до лаборатории, я не хочу, как, думаю, и вы. Так что давайте все же будем хоть немного осторожней, ладно?

Костя завелся. Это видно было невооруженным глазом даже службистам, которые его совершенно не знали. Но ни Картуз, ни Рома, конечно же, не понимали, что сейчас на них выливаются те переживания, которые Смычок невольно копил в себе последние несколько дней. Костя хорошо помнил, с чего началась эта треклятая черная полоса, – с поминок Колотушки в «Радианте». Причиной его последующих бед, однако, стало не это, и даже не драка в переулке или примотанная к руке Колотушки записка, а болезнь Руффа, которая внезапно обнаружилась у Веры. Все, что было после, – лишь рефлексии, тщетные попытки избежать неминуемого превращения дочери в ужасного монстра, вроде Коллекционера или, того хуже, Шустрого и Грузного. «Блокаторы» стоили бешеных денег, которых ему не могли дать ни Замятин, ни Разуваев. Первый был крайне мелкой сошкой и упомянул о «любых деньгах» лишь для привлечения внимания, а второй давно понял, что пригоршней «блокаторов» всех больных Руффом не излечишь, и потому научился мириться с таковым порядком вещей. В конце концов, с подобной задачей и Христос бы не справился, что и говорить про обычного человека?

Смычок хотел спасти дочь, отчаянно хотел. Но с каждой секундой верил в успех все меньше. Отчасти – благодаря Картузу.

– Не учи отца… – Старик закашлялся, шмыгнул носом. – Дойдем как-нибудь. Не впервой. И… это…

– Что? – нетерпеливо спросил Смычок, когда пауза затянулась.

– С меня должок, – произнес Картуз и, отвернувшись, первым устремился прочь от моста по заросшей бурьяном тропинке.

Снова увидеть грязный потолок больничной палаты, в третий раз очнувшись на старой занюханной койке, было довольно странно. По крайне мере раньше подобного с Офицером не случалось.

«День сурка какой-то!» – подумал он, с трудом шевеля веками – неожиданно тяжелыми, будто старые убрали, а новые отлили из чугуна.

Подниматься Логвинов уже даже не пробовал. А зачем? Все равно ведь эти мучительные потуги закончатся одинаково – он вновь потеряет сознание, потом очнется и уставится в потолок, про который может уже писать диссертацию, до того хорошо изучил. Да если глаза открыть-закрыть – целый подвиг, о каком подъеме вообще можно говорить?

– Ты… ты как? – услышал Игорь внезапно.

Голос показался знакомым. Неужто это его любимый сосед? Совершив невозможное – повернув голову – он увидел, что давешний прозревший слепец опять сидит на прежнем месте в углу.

– Ты меня видишь? – спросил Игорь первое, что пришло на ум.

– Уже… не очень… – вяло ответил незнакомец.

– Уже? – не понял Логвинов.

– Я… Это… тут это нормальн…

Говорил мужчина неразборчиво, точно выпивоха после застолья.

– В каком смысле – «нормально»? – продолжал расспрашивать сталкер.

– Так уже… так надо, они говорят, я… Я не знаю… А что ты им сделал, что они тебя… ну вот так?

– А с тобой они разве ведут себя иначе, чем со мной? – подумав, осторожно полюбопытствовал Логвинов.

– Ну… – Бедолага замялся. – Можно сказать, я тут… в какой-то степени… добровольно…

– Что? – не поверил своим ушам Офицер.

– Добровольно, говорю… тут.

Услышанное повергло Игоря в шок. Добровольно? Здесь? Как вообще можно предположить, что кто-то захочет сидеть в заброшенной больнице посреди Богом забытого поселка в самом сердце Зоны?

Наверное, это у него уже от побоев ум за разум заходит, решил Логвинов. Что ж, неудивительно. Ему и самому начинало казаться, что он понемногу сходит с ума.

– Чем же тебя так… привлекло это место? – тщательно подбирая слова, поинтересовался Офицер.

– Ну а там – что? – почему-то ухмыльнулся незнакомец.

Он заморгал, часто-часто, будто в каждый его глаз попало по соринке, а потом и вовсе надолго зажмурился, уткнувшись подбородком в грудь. Когда Игорь уже решил, что сосед вновь потерял сознание, из груди мужчины вырвался разочарованный стон.

– Опя-я-ять… – протянул он, распахивая веки и мотая головой из стороны в сторону.

В исступлении бедолага заколотил кулаками в стены и зарычал, а потом дернулся вперед и вверх, однако ноги снова подвели, и бедолага просто ничком рухнул на пол. Игорь, вскинув брови и приоткрыв рот, ошарашенно смотрел на соседа.

– Ты… ты как там? Живой? – спросил он, глядя на застывшего мужчину.

Тот вздрогнул всем телом, опять застонал – тихо, на самой грани слышимости.