беспощадно жарило путников, имевших глупость выйти из тени деревьев. Смычок утер взмокший лоб тыльной стороной ладони, облизал пересохшие губы и потянулся к фляге на поясе.
Утолив жажду, он вернул баклажку на место и оглянулся, чтобы посмотреть, как там дела у его спутников… да так и замер, пораженный увиденным.
Картуз, бледный и до смерти перепуганный, пятился от Ромы, который, открыв рот и выпучив глаза, обеими руками схватился за горло. Ощущение было такое, будто он неожиданно начал задыхаться.
– Рома! – воскликнул Костя, делая шаг в направлении бедолаги.
– Смычков! – в сердцах рявкнул Картуз.
Убедившись, что спутник обратился к нему, старик указал на землю под ногами оперативника – трава там была необычного темно-бордового цвета.
– Похоже, что «струп», – мрачно произнес Эдуард Тимофеевич, пока Костя изумленно рассматривал нелепое чудо природы. – Так что мы ему уже не поможем.
Смычок вновь поднял взгляд на службиста. Умоляющий взгляд и протянутая навстречу Смычку рука…
Костино сердце сжалось в ничтожный комок. Захотелось плюнуть на предостережения Картуза и попытаться вытолкнуть беднягу из удушающего плена аномалии.
Но образ Веры, который возник перед глазами, остудил его пыл.
Он просто не мог рисковать. Только не теперь.
Стыдясь смотреть Роме в глаза, Смычок отвернулся. Глаза сталкера предательски заблестели – еще одна смерть во имя ненасытной Зоны случилась на его глазах.
Никто не знал наверняка, как убивает «струп». Одни говорили, что он просто душит своих жертв, другие – что отравляет воздух вредными примесями, от чего человеческие легкие практически моментально умирают.
В любом случае, смотреть на умирающего в этой коварной аномалии было попросту невыносимо.
– Квиты?
Костя вздрогнул и посмотрел на подошедшего Картуза исподлобья. Старик казался до того спокойным, что Смычок испытал острое желание въехать ему в морду, чтобы стереть эту извечную маску равнодушия с его надменного лица. Запечатлеть бы тот момент, когда Картуз болтался над Раздельной, умоляя его спасти, да потом старика в него носом тыкать, будто нашкодившего щенка.
Краем глаза Смычок увидел, как Рома падает на землю, как замирает в неестественной позе и уже больше не встает.
Все. Отмучился.
– Как он вообще в «струп» забрел? – тихо произнес Костя. – Я думал, он идет за мной след в след…
– Видимо, чуть отклонился, – пожал плечами Картуз. – Радуйся, что сам не угодил в эту дрянь. Ты, выходит, прошел в метре от нее, максимум. Чертовски повезло.
– Да уж… повезло…
Смычок, не отрываясь, смотрел на покойника. Шальная мысль «А ведь на его месте мог оказаться я…» сейчас была как никогда актуальна. Погибшего оперативника Костя практически не знал, два дня – не срок, да и общались они не в удовольствие, а, по сути, только из-за необходимости. В Зоне, как на войне, чаще отцы хоронили детей, чем наоборот, но Смычку такой порядок вещей всегда казался противоестественным. Стоящий за правым Костиным плечом старик только подтверждал эту невеселую статистику.
– Пойдем-ка отсюда, – сказал Картуз. – От греха подальше.
– Почему ты меня остановил? – глухо спросил Смычок.
– Потому что соваться туда было рисково.
– Тебя я спасал, хотя там тоже было рисково.
– Та опасность была не ровня этой.
– Тогда ты об этом не думал.
– Я тогда вообще не думал. Но есть желания. А есть здравый смысл.
– А еще есть необходимость. – Смычок хмуро посмотрел в морщинистое лицо «красного» сталкера. – И иногда она совсем не совпадает с желаниями и здравым смыслом.
Он развернулся и медленно побрел в направлении Борового.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Картуз, глядя в широкую Костину спину.
– Что я не хотел тебя спасать, – бросил Смычок, не оборачиваясь. – Но это надо было сделать. И я сделал.
– На твою любовь я и не рассчитывал, – усмехнулся старик. – А вот то, что считаешь меня необходимым, – это ты правильно понимаешь.
– Пойдем уже, – буркнул Костя. – Покончим с этим.