– Ну да, а чего тогда насчет воды засомневался?

– Да не засомневался я, – огрызнулся Смычок. – Просто, пока время есть, задумался, нет ли все-таки обходного пути…

Картуз ухмыльнулся чему-то и, прислонившись затылком к ковру, смежил веки. Посидев так маленько, он приоткрыл левый глаз, отыскал взглядом Рому и сказал:

– Подежурь до полуночи, а там меня растолкай, я тебя сменю, добро?

– Добро, Эдуард Тимофеевич.

– Завидую я тебе, Смычков. – Картуз покосился в сторону сталкера.

– Чего это вдруг?

– Тебе вот оружия не положено, а значит, дежурить не надо и можно до утра спать.

Смычок слабо улыбнулся в ответ, и «красный» сталкер вновь закрыл глаза.

Попробуй тут уснуть, думал Костя, глядя на Рому, который по-прежнему раскачивался на табурете. Этот-то вряд ли что-то с ним сделает, а вот Картуз… Мало ли что на уме у старого ублюдка?

Дождь за окном понемногу стихал, капли уже не так яростно колотили по крыше дома, в котором остановился отряд.

– Можно вопрос? – внезапно подал голос Рома.

– Да, конечно, – вздрогнув, отозвался Костя.

Оперативник помедлил немного, потом осторожно произнес:

– Почему ты стал сталкером? Ну, в смысле, почему ты вдруг решил, что в Зону ходить – твое призвание?

– Можно я не буду отвечать на этот вопрос? – криво улыбнулся Костя.

– Да, конечно, – закивал Рома.

Он помолчал немного, а потом снова разлепил губы и сказал:

– Просто я вот посмотрел, что с Дэном стало, и задумался: а ведь сколько таких случаев было? Сколько тут погибло уже? А все равно лезут сюда, как будто тут что-то такое, без чего ну никак не проживешь! Лаборатория вот эта… зачем ее тут вообще устроили?

Смычок молчал. Он был не старше Ромы, когда впервые очутился в Зоне. Тогда все казалось чужим, пугающим, таящим в себе опасность, и, что интересно, с годами ничего не изменилось. Как боялся Костя Зону, оказавшись тут впервые, так и продолжал бояться до сих пор.

Но ни тогда, ни сейчас он не врал себе, зачем пришел в Зону.

За артефактами, на продаже которых можно неплохо подзаработать.

Всё.

Никакой романтики в прогулке по минному полю не бывает. Радостное облегчение наступает лишь тогда, когда это поле покинешь.

– Хочешь понять, зачем люди сюда идут? – сказал Костя, устав от сбивчивых рассуждений оперативника. – Ну вот у тебя есть зарплата, которую ты стабильно получаешь. Но денег этих вряд ли хватает на то, чтобы жить как тебе вздумается, верно?

– Ну можно и так сказать, – признал Рома.

– А теперь представь, что есть место – опасное место! – где находятся некие предметы, которые можно очень выгодно продать, может быть, так выгодно, что не придется больше работать. Никогда. Рискнул бы ты за ними отправиться? На кону всего-то – твоя серая жизнь, большую часть которой ты проводишь на работе. Так что, рискнул бы?

Рома замялся.

– Вот видишь, уже засомневался. И многие другие – так же. Посомневаются-посомневаются – и пойдут. Потому что разбогатеть хотят все. Причем разбогатеть быстро, в одночасье.

– Я бы, наверное, все-таки не пошел, – покачал головой оперативник.

– Да ты уже ведь в ней! – усмехнулся Костя. – Только ты отправился в Зону – по работе. Ирония судьбы в том, что прямо сейчас ты рискуешь жизнью не меньше, а может, даже больше иного сталкера, но получишь за это в итоге только свою зарплату. Потому что это часть твоей работы – сопровождать меня и его. – Смычок кивнул в сторону спящего Картуза.

Рома молча смотрел в пол перед собой.

– Подвох в том, что никто из сталкеров так и не стал богатым, – добавил Смычок, и в голосе его на сей раз слышалась бесконечная грусть. – Потому что ни одна лотерея не бывает бесплатной. Кто-то умер, так и не найдя чего-то по-настоящему ценного, кто-то нашел ценное, но заболел сам или… – Он запнулся, вспомнив Веру. – Или узнал, что болен его ребенок, и потратил на лечение все, что успел накопить. «Зона дала – Зона взяла». Замкнутый круг.

– Но, если все это бессмысленно, почему же люди продолжают сюда ходить? – спросил оперативник, подняв взгляд на сталкера.

– Потому что надежда умирает последней, – пожал плечами Костя. – Сразу после жадности.

На этом их разговор закончился. Смычок все-таки забылся тревожным сном, а Рома продолжал раскачиваться на табурете, пока одна из ножек не