мины не слишком крупного калибра, но рвануло внутри после десятка попаданий неслабо, аж бронекрышки наблюдательных окошек вышибло. Про уткнувшийся бампером в его корму тупорылый грузовик и говорить не стоило: тяжелые бронебойно-трассирующие пули не оставили ни единого шанса ни водителю с сидящим рядом офицером, ни тем, кто ехал в тентованном кузове. А уж когда полыхнул бензобак – одну из очередей Алексей специально уложил именно туда, – и подавно. Товарищи помогали чем могли: особист с ефрейтором лупили по выпрыгивающим из автомашины фрицам из автоматов, а Иван стоял рядом с запасным патронным коробом в руках. Попадали ли они, Леха не видел, занятый боем. Подумал только, что правильно сделал, когда по дороге показал красноармейцам, как пользоваться трофейным оружием. Летун, к счастью, из кабины не вылезал.
Добив ленту, десантник заорал Мише, чтобы увозил их отсюда, и с помощью зенитчика перезарядил пулемет. Пикап дернулся, коротко пробуксовал колесами по траве и начал набирать скорость. Моторист оказался молодцом, с ходу въехав в ситуацию: развернув автомобиль, он погнал его вдоль дороги в сторону, противоположную той, откуда приехали немцы. Степанов же, повернув пулемет стволом назад, добавил в царящую на грунтовке неразбериху еще несколько очередей. Не особо прицельно, правда: неприспособленную к езде по пересеченной местности машину нещадно подкидывало и швыряло из стороны в сторону, так что нормально целиться стало невозможно – тут бы самому из кузова не выпасть.
Мимо промелькнул застопорившийся командирский танк – таких Леха еще не встречал, видимо, что-то легкое, вроде «Pz-II». Граненая башня с тонким хоботком скорострельной пушки медленно разворачивается в их сторону, но не успевает. Зло ощерившись, Леха потянул пальцами упругие спусковые крючки. «Дах-дах-дах-дах!» – гулко пробасил «ДШК», отзываясь на движение стрелка, весело зазвенели о станину стреляные гильзы, пули высекли из окрашенной в темно-серый цвет брони искры. Пробил – не пробил? Хрен поймешь. Да и какая разница, все равно мимо проскочили.
Над угловатым корпусом бронетранспортера – сознание автоматически зафиксировало белый трафаретный номер «532» на сильно скошенном борту – запульсировал вспышками «МГ-34»: немцы пришли в себя и открыли ответный огонь. Секунда – и к ним присоединились пулеметчики на мотоциклах. Плохо. Очень плохо. Рискуя растянуть связки, парень рывком развернул тяжелый пулемет – самодельный вертлюг, как он успел заметить, порой проворачивался с трудом – в сторону новой опасности. Первая очередь ушла «в молоко», словно в кино, эффектно срезав ветки растущих по ту сторону дороги кустов, вторая прошлась по мотоциклам, финишировав на бэтээре. Правый байк сразу же вспыхнул – пуля пробила бензобак, левый… с левым непонятно, но стрелять перестал. А вот броневику, по ходу, хоть бы что, как лупил, так и лупит, зараза!
Очередь немецкого пулемета простучала по пикапу, вынесла стекло водительской двери. Автомобиль сильно дернулся, с трудом удержавшись на курсе, и заметно покосился: пробило левое переднее колесо. Плечо десантника обожгло быстрой, злой болью.
«Вот же суки, прямо в дембельскую наколку попали! – вяло подумал Леха, не прекращая стрелять. – Станут перевязывать, увидят татуху. Хотя какая разница? Никто меня перевязывать не станет, с пробитым скатом нам не уйти. Как там особист говорил – настреляюсь на всю оставшуюся жизнь? Угадал зараза, так и вышло. Поскольку жить, похоже, осталось недолго».
Коротко и страшно вскрикнул, роняя за борт коробку с лентой и вываливаясь следом, Иван. Захрипел, зажимая окровавленными руками простреленное горло и оседая на пол, ефрейтор Клюев. Сдавленно выматерился контрразведчик, отбрасывая разряженный автомат. Пикап снова вильнул, въехал пробитым колесом в какую-то невидимую в траве яму и, резко дернувшись, заглох. Людей швырнуло вперед, впечатывая в стенку кабины. И в этот момент в Леху снова попали: по бедру словно со всей дури ударили арматурным прутком, нога подломилась, и он упал, рефлекторно выпустив рукояти гашетки. Попытался встать, добраться до пулемета, поскольку помнил, что в ленте еще оставались патроны. Умирать, как ни странно, было не страшно, просто ужасно не хотелось умирать вот так, полусидя на липком от крови полу. Подняться на ноги ему удалось – помог Батищев, вовремя подставивший плечо. И это оказалось последним, что Алексей еще запомнил: рядом с автомобилем гулко хлопнула граната, и сознание отключилось…
В себя Степанов пришел оттого, что его куда-то тащили, с двух сторон подхватив под мышки. Ноги волочились по земле, и каждое движение отдавалось болью в раненом бедре. Собственно, именно эта боль Леху в чувство и привела. Застонав, десантник раскрыл глаза. Пару секунд он еще ничего не видел, только какие-то размытые цветные пятна, затем мутная пелена спала, и он окончательно вернулся в реальность. Тащили его, как выяснилось, Батищев с летуном. По бокам топали два немецких пехотинца, с карабинами наперевес и крайне мрачными выражениями на лицах. У правого на плече висел Лехин автомат, у левого – особистский «дегтярев». Обе его раны, как ни странно, оказались пусть и неумело, но перевязаны – сквозь распоротое «хэбэ» парень видел пропитавшийся кровью бинт.
Заметив, что он очнулся, контрразведчик скороговоркой проговорил, не поворачивая к нему головы и продолжая глядеть в землю перед собой:
– Слушай внимательно, сержант. Взяли нас. Водителя нашего они добили, он руку сломал, когда машина резко остановилась. Тебя тоже хотели, мол, с такими ранами ты им не нужен, все равно от потери крови помрешь. Да и видели, кто за пулеметом стоял, потому шибко злые на тебя за своих пострелянных. А вот меня и Борисова с собой забрать решили – подходил тут один офицерик, на эмблемы мои глянул – аж разулыбался, погань. Пришлось сказать, что ты – мой сотрудник, тоже из органов, запомнил? Даже перевязать разрешили, а то бы и вправду от кровопотери помер. Так что гляди, не сболтни лишнего. Понял?
– П… понял, – прохрипел десантник. – Спасибо.
– Пока не за что, – буркнул тот. – Ты, это, ногами двигать можешь? Давай попробуй, а то больно ж небось по земле волочиться?
Они остановились, осторожно поставив Леху на ноги и закинув его руки себе на плечи. Недовольный задержкой фриц что-то гортанно выкрикнул, недвусмысленно качнув стволом карабина. Вперед, мол, двигайся, давай! Хоть раненая нога и отзывалась на каждый шаг пульсирующей болью, идти и на
