«Это… упырь». Как будто он этого не знал!

А милсдарыня дю Варгас рассуждает о высоких материях. О мире с кровавыми убийцами – и плевать мне, что такова, видите ли, их природа! Они убивают – мы защищаемся. И убиваем в ответ. И будем убивать, покуда последний из их проклятого рода не сдохнет на колу, с разорванной пастью, куда – верно ты заметила, Санди! – влита кислота пополам с толчёным серебром!

Алисанда молча глядела в лицо магу, прямо, твёрдо, не отводя взгляда. В чём-то они были похожи с Дарой, только одна дралась за других, а другая – за себя.

Волшебница прикусила губу, пальцы накручивали выбившуюся прядь.

– Вен. Решайся. Мне без тебя не справиться. Они все смотрят мне в рот, и Корделия, и Мари. Ты один со мной споришь. А я тоже могу ошибиться. Пойдём, умоляю тебя. Хочешь, на колени встану?

– Тьфу ты, Санди! Совсем ополоумела?! – Он успел подхватить её под локоть.

– Гм, по-моему, мужчинам нравится, когда красивая – ведь верно, красивая? – женщина опускается перед ними на колени. Обычно служит прелюдией весьма желанного для вашего брата процесса. – Она лукаво улыбнулась.

– Стой… Санди… зачем? Я ж не эти старички… из Капитула.

– А раз не они, – ровным голосом сказала она, – то поедем со мной. Ты мне нужен, понимаешь? Очень нужен. Всегда был, всегда будешь. Все эти годы рядом со мной была… пустота. Один ты и был всегда – настоящий. Ершистый, весь такой… свой собственный, а всё равно и мой. Знал бы ты, как я ревела, когда эта Асти тебя увела…

Это было больно, словно кто-то втыкал нож во внутренности и проворачивал лезвие в ране, дико хохоча.

– Санди, не будем о прошлом, ладно? Асти умерла, её убили…

– Да. – Алисанда вдруг всхлипнула. – Иногда я сижу и гадаю, стал бы ты так мстить за меня, как мстишь за неё. Сломав себе жизнь, превратив себя в тупое орудие…

– Послушай, – маг схватил Алисанду за плечи, висевшие вдоль тела руки её бессильно мотнулись, как у тряпичной куклы, – у меня есть моё собственное дело и моя собственная война. И половинчики, за кого я отвечаю. Я не могу всё это бросить. То, что нам наболтал этот упырь… ну ты же знаешь цену их слова!..

– Они держали данные мне обещания, – тихо возразила Алисанда, не делая попыток высвободиться или, напротив, прижаться.

– Ага. А с козлоногим немедля обманули! Ты веришь, что младшая упырица подняла бунт против Высшего? Она ж его, так сказать, «внучка», сотворена той, кого сотворил он, если не врёт, конечно… У него должна была сохраниться над нею власть! Она же не заматерела ещё, я же вижу!

Алисанда качала головой. В глазах подозрительно поблескивало.

– Знаешь, как у пахарей говорят, в простом народе? «Если бьёт, значит, любит». Вот и мне от тебя… «прилетело», как выражается всё тот же народ. Значит, любишь. Не отпирайся. Я тоже тебя люблю.

«Лучше бы я вышел один на один с самим лордом Гримменсхольмом, – беспомощно подумал Вениамин. – Что ей отвечать на это?»

– Ничего не отвечай, – проницательно улыбнулась она. – Вижу по твоей донельзя растерянной физиономии, что «слов у тебя нет». Вы, мужчины, всё- таки ужасно примитивны. У нас, девушек, эмоции, страсти, слёзы, рыдания в подушку, письма, или порванные, или неотправленные, а у вас? Одна хорошая драка – и всё как рукой сняло, как говаривал один мой знакомый охотник. Гюнтер его звали. Тот ещё забавник был.

Она осторожно отстранилась, выскользнула из рук Вениамина.

– Вен. Я понимаю, ты ненавидишь упырей. Я же… я к ним равнодушна. Я их не ненавижу. Неспособна я на такие чувства, ну что уж тут поделаешь. Беды и несчастья простого народа меня не слишком трогают. Вот такое я чудовище, такой уродилась, и бросаться из-за этого с обрыва не стану. Но умом я прекрасно понимаю, что нужно сделать. Нужно прекратить войну с вампирами. Если бы мы могли их уничтожить, прекрасно. Ещё лучше – если бы мы могли обратить их в наших рабов. Но раз этого мы добиться не можем – вы не можете, если уж быть точной, все, кто стоял за войну до победного конца, – надо послушать нас, тех, кто хочет мира. Это труднейшая задача – куда труднее, чем творить големов-убийц, сидя на семи лей-линиях.

Вениамин молча глядел на свою рунную мельницу. Она, конечно, если что и молола, так это незримую силу лей-линий, но каменные круги так напоминали жернова…

Жернова, на которых Алисанда готовилась перемолоть его судьбу.

– Чем прозябать в безвестности и отлавливать по одному новому вампиру из сотни появляющихся – не лучше ли ударить в «самое сердце мрака», как написали бы в chanson de geste? В первопричину самой войны?

– Первопричина войны – упыри. Если их не станет, то и война кончится, – упрямо повторил Вениамин. – Мы убиваем бешеных псов. Несмотря на то что несчастные собаки, которые ещё вчера верно служили нам, а мы любили их, гладили и чесали за ухом, оказались жертвами этой болезни безо всякой собственной вины. Погоди! Дай закончить. Я согласен, иные вампиры не виноваты, что сделались таковыми. Их обратили, у них не было шанса спастись. Но это не делает их меньшим злом. Любое зло вообще должно быть уничтожено, не важно, большое или малое. Упыри – это зло. Демоны – тоже. Эпидемии, голод, безумные колдуны и шаманы, поклоняющиеся диким Древним Богам, – всё это тоже зло. С ним могут сражаться другие чародеи. Я свою войну