– Справишься?

– Не сомневайся!

Он смотрит мне в глаза и верит.

– А город?

– Что город?

– Что с ним будет?

Наивный вопрос, будь он обращен к кому-нибудь другому, но мне ответ известен, благодаря…

– Ему конец, – произношу сухо. – Его почти уже захватили. Но этой заразе не дадут распространиться. Через несколько часов будет нанесен удар.

– Ядерный? – бледнеет Катаев. – Как в Краснотайгинске?

– Нет. Авиация ударит ракетами и бомбами. Уничтожит тут почти все…

– А люди?

– Они бегут из города. Уже сейчас многие за городской чертой. Часть спасется, – сглатываю, – немалая. А ты, если хочешь жить, валил бы…

– Ладно. – Он с трудом шевелится, но сознание терять, кажется, передумал. И то хлеб. – Может, помочь тебе с этими…

– Нет! – резко произношу я, вставая. – Сам справлюсь.

– Удачи! – слышу вслед, но не оборачиваюсь, не отвечаю и даже не киваю.

Ухожу. Некогда. Много дел.

Михаил был прав – город практически в руках Зоны (вернее, эгрегора Источника). Зона – это все-таки больше земля, подконтрольная эгрегору, его владения. Ну а здесь пока только его порождения, а сама территория пока «чистая». Мутанты повсюду, их очень много. Мне плохо. Сил практически нет. Ни физических, ни псионических. Знатно меня Сид уделал! Интересно, почему не добил? Из-за Михаила, наверное… Опять он меня спас. Скотина он, конечно, но я не могу его винить: причины стать таким у него были. И много. Оба мы изгои, сувайворы, Измененные нового типа. Как ни назови, смысл один – среди людей нам больше места не было.

Раздобыл себе бесхозный транспорт (теперь такого и здесь было навалом) и тронулся в путь. На Социалистическую я не поехал – там от истребителей наверняка сейчас не продохнуть. Даже пытаться не буду. Смысл? На этот чертов объект мне больше не надо. Помогать Михаилу? Так толку от меня? Я весь выжат. Там «лояльных» десятки. Они меня прибьют и не заметят. А на Стрельцова их способности почему-то не действуют… Почему, интересно? Жаль, не успел его спросить. Хотя не факт, что он бы ответил.

В общем, самым безопасным направлением представлялось южное. Туда я, недолго думая, и рванул. Прямо по Грибоедова. Только двух ошалевших от такой наглости прыгунов сшиб на перекрестке с Маяковского, оставив остальную толпу позади, и поминай как звали!

Город умирал. Его убивали. Мутанты рекой текли по его нешироким улицам, среди двух-трех-пятиэтажных разновозрастных домов. Отсутствие людей, изгнанных из своих домов чужой напастью. Взрывы и очереди, которыми огрызались бедолаги-военные, которым не суждено выжить. Нависшая дамокловым мечом неотвратимая бомбардировка, о которой Ковров будто знал и замер оцепенело, в отчаянии ожидая, когда опустится на его шею топор палача. Умирала его душа, мирная, незлобивая, несмотря на военный завод, и провинциально тихая. Он не заслужил этого. Ничем. Как, впрочем, и Краснотайгинск, как Печора, Муром, Владимир. Как многие другие, которые еще не знают, что где-то рядом с ними дремлют беспокойным сном Обломки-Источники, чье пробуждение означает смерть. Ни один город на планете не застрахован. Ни одна деревня. Ни одно место вообще. Никто не знает, где и когда возникнет новая Зона.

Все вокруг будто сжалось в ужасе. Старый каменный двухэтажный дом позапрошлого века, приземистая бревенчатая хибара с кружевными занавесочками на небольших подслеповатых окошках, хрущевская панельная пятиэтажка, торговый центр, церковь с золоченым куполом и невысокой колоколенкой, покосившаяся афишная тумба, зеленая облезлая скамейка под кленами, металлический скелет автобусной остановки… Все, что составляло эгрегор осиротевшего без своих жителей города, оказавшийся бессильным против яростного натиска другого эгрегора – чужого, наглого, вечно голодного. Все это стояло на своих местах недвижимо, естественно, так как в отличие от людей бежать не могло. А потому умрет стоя…

Странные, однако, мысли лезут в голову… Странные и печальные. Еду вот и веду эту запись на диктофон, даже не представляя, зачем и для кого. Кто ее слушать будет? Но уж раз взялся в свое время, нужно доводить до логического завершения. Что делать дальше? Без понятия, честно говоря. Моя жизнь стала адом, по сути, меньше месяца назад, но в аду время растягивается, и мне кажется, я дерусь, бегу и выживаю непрерывно уже лет десять. Нужна