серые дома за покосившимися заборами, просевшие грязные крыши, разросшиеся сады во дворах. Где устроились наши, разглядеть не получалось, но когда мы проехали через саму деревню, на дорогу неожиданно вышел Димыч, поднял руку, останавливая нас.

— Доброе утро, — высунулся я из окна. — Хорошо замаскировались.

— Стараемся. Ждали вас.

— Как узнали?

— Связь была вчера. Односторонняя, разумеется, — усмехнулся он, заметив мой вопросительный взгляд. — Торжок сказал, что вы сюда выдвигаетесь. Проблема?

— Да, сейчас обсудим.

— Заезжайте во двор, — он показал на распахнутые ворота, вросшие в землю и почти уже скрытые за кустами. — Тут дом более или менее, жить можно.

Оба грузовика стояли в саду, прикрытые маскировочной сетью, с десяти шагов не разглядишь. Во дворе из ведра умывался Николай, помахавший нам рукой.

— Завтрак есть? — без долгих вступлений осведомился я, выбравшись из машины.

— Шашлык холодный остался. Будете?

— Все будем, только давай.

Зашли в дом, в котором слегка пахло сыростью и трухлявым деревом, Димыч зашел следом.

— Мартын с Лехой спят еще, — пояснил он. — Будить?

— Можно позже, успеем поговорить.

Я так понимаю, что эти двое ночью дежурили, так что пусть выспятся.

Мы уселись за покосившийся шаткий стол, Димыч принес закрытый котелок с кусками шашлыка, перемешанного с холодным луком, выложил мешок черных сухарей, затем развернул сверток с вареными яйцами, пучок зеленого лука, присовокупил к нему баночку с крупной солью, выставил две алюминиевые миски, сказал:

— Чайку поставлю, как раз пора.

Шашлык даром что вчерашний, а пахнет замечательно, сразу аппетит бешеной собакой в кишки вгрызся. Вытащил из кармана нож, из рюкзака вилку, подцепил кусок мяса и раскромсал на три части. Замечательно. Тут же схватил яйцо, облупил по-быстрому, посыпал солью, откусил, макнул в соль пучок лука.

Николай вернулся в дом, растираясь полотенцем на ходу, пожелал приятного аппетита, на что мы ответили кивками и невнятным мычанием.

— У вас тут как было? — спросил я, прожевав.

— Тихо. — Николай накинул рубашку и подсел к столу. — Ни души, как на даче сидим.

— Завтра поедем уже, заканчивается ваша лафа.

— Рассказывай тогда, не тяни.

— Пожрать дай… дача тут у них, а я там как Штирлиц.

— По борделям ходил, небось.

— Был в борделе, — кивнул я. — В «Сказке». Братва авторитетная пригласила.

— И как?

— Каком кверху. Кормят там вкусно, к слову.

— А что тогда здесь жрешь?

— Так это когда было. Кстати, что с «газоном» делать будем? — я показал пальцем за окно. — Тут бросать жалко, возвращаться за ним сюда страшно, а перегнать в Торжок не получится.

— Продать хочешь, что ли?

— Не, я бы хорошему человеку подарил. Ему нужней. Как раз «газон» лучше всего подойдет.

«Газоны» эти, пятьдесят второй и пятьдесят третий, по нынешним временам чуть ли не самая востребованная машина у частников. Жрет немного, едет хорошо, по бездорожью нормально, две с лишним тонны везет. Я бы его Сане подогнал, соседу из Торжка. Вот исключительно в виде «спасибо» за то, что человек хороший. Понятно, что не до того нам сейчас, но это на первый взгляд. А на второй… а сделать хорошее дело в списке приоритетов на каком месте вообще должно быть?

— Спрячем давай. А потом сгоняем, если так уж нужно.

— И то.

Верно. К Есеновичам отгоним и там в лес. И сетку сверху. Все равно с утра ехать. А потом вернемся, там от «советского» Кувшиново, откуда Саня и родом, к слову, не так уж и далеко.