Регина прищурилась и посмотрела на него как на умалишенного.
Хамерхаузен упал на грудь, наклонился к воде и, едва не касаясь ее губами, отчетливо и ясно произнес:
– Мы заблудились.
Парень на другом берегу кивнул и тоже склонился к воде.
– Я спросил, что вы здесь делаете?
Хамерхаузен призадумался. Если бы он начал пересказывать все события, благодаря которым они оказались на острове, история получилась бы слишком длинная. А как коротко ответить на вопрос незнакомца, Виир не знал.
– Ты правда его слышишь? – с сомнением спросила Регина.
– Он спрашивает, что мы тут делаем?
Бородатый парень на другом берегу призывно помахал рукой – он ждал ответа.
– Ответь же ему!
– Что?
– Хоть что-нибудь!
Хамерхаузен недовольно поджал губы.
– Ты что, хочешь, чтобы он решил, что у нас все в порядке, развернулся и ушел?
Хамерхаузен тяжело вздохнул.
– Может быть, ты сама с ним поговоришь?
– У тебя уже налажен с ним контакт.
– У тебя тоже не будет с этим проблем. Он вообще очень контактный парень.
Регина прижала ладони к бедрам и бросила на Хамерхаузена уничижительный взгляд.
– Посмотри на себя.
Виир посмотрел.
– И – что?
– Хочешь, чтобы я выглядела так же, как ты?
Хамерхаузен провел указательным пальцем под носом. Он не стал говорить Регине, что, взглянув на нее, и сегодня можно догадаться, что накануне она побывала в бутоне хищного цветка. Он вовсе не боялся ранить ее чувствительную душу – Регинины чувства интересовали его меньше всего, поскольку и она не придавала большого значения его эмоциям, – Виир просто не хотел ввязываться в очередную словесную перепалку. Как умный человек, он понимал, что толку от этого все равно не будет. То есть вообще никакого. Ни-ка-ко-го. Регина услышит в его словах только то, что сама захочет.
Не спорьте с рыжими никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах и ни по какому поводу. Это Хамерхаузен уяснил так же четко, как и то, что две параллельные прямые никогда не пересекутся. Потому что им не положено это делать. Нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах.
Хамерхаузен снова лег на мокрую землю. И попытался представить, что он здесь один. А Регину ночью, пока он спал, съел осьминог.
– Нам нужна помощь, – произнес он негромко.
Губы его располагались так близко к воде, что, когда он говорил, по ее поверхности пробегала легкая, едва заметная зыбь. Но маленький рачок на дне все равно обратил на нее внимание. Перестав ковыряться в грунте, он вытаращил на Хамерхаузена один свой глаз на длинном стебельке.
– Это я понимаю, – тут же отозвался таинственный незнакомец. – Но что вы тут делаете?
Парень определенно зациклился на этом вопросе.
Или, может быть, это была местная традиционная форма приветствия? Подразумевающая такой же традиционный ответ? Что-то вроде обоюдной демонстрации добрых намерений?
– Мы… – Хамерхаузен посмотрел раку в глаза. Интересно, что бы он ответил на этот вопрос? – Мы… – Ответ пришел внезапно, неизвестно откуда. Может быть, сам собой, а может быть, из глаз маленького рачка, занятого каким-то своим, очень важным делом, но при этом нашедшего время и для того, чтобы посмотреть ободряюще на рамона, которого он больше никогда не увидит. – Мы ищем путь.
– Что ты несешь? – едва не в ужасе всплеснула руками Регина.
Хамерхаузен даже не взглянул на рыжую.
Зачем, если ее съел осьминог?
– Я помогу вам.
Рачок одобрительно моргнул, махнул на прощание клешней и скрылся в тине.
– Приготовьтесь. Как только я подам знак, идите ко мне. Точно ко мне, по прямой. Не бегом, но быстро…
– Постой, постой, – поднял руку Хамерхаузен. – Ты, может быть, не заметил, но нас разделяет вода.
– Вы пойдете прямо по воде.