вынуждая того выронить клинок. Круговое движение, и блестящая полоса стали сверху и наискось распластала его левое бедро. Приемы рукопашного боя Сергею не пригодились, зато наука, которую преподал ему казак по фамилии Пархоменко, пришлась весьма кстати.

Поэт рухнул на траву как подрубленный. Впрочем, противник как раз его и подрубил. Темляков замер над поверженным противником, приставив к его груди острие шашки. Обозначив, что он волен делать с поверженным все, что угодно, он отложил клинок в сторону и склонился над раненым.

– Господа, мою сумку, быстро.

Все, противник остался в прошлом, теперь в Темлякове заговорил доктор. Мог ли Шейранов, получив для этого возможность, не озаботиться походным хирургическим набором и медицинскими средствами? Вот уж нет! Так что у подпоручика было все необходимое для оказания помощи, причем далеко не только первой. Разумеется, по местным меркам, и все же…

Он быстро наложил жгуты на раны Лермонтова, с облегчением убедившись в том, что сухожилия на правой руке остались нетронутыми. Уж очень быстро выронил клинок Лермонтов. Оно бы остановиться, даже эта рана была достаточно серьезна, но куда там, вся контратака Темлякова представляла собой единое круговое движение, и он просто не мог ею управлять.

– Господа, я хочу в вашем присутствии попросить прощения у Михаила Юрьевича за мои слова, высказанные позавчера вечером.

Присутствующие при этом двое молодых людей с недоумением посмотрели на Сергея, силясь понять, что тут вообще происходит. Победив своего противника, он не придумал ничего лучшего, кроме как броситься его спасать. Мало того, слегка уняв кровотечение, тут же стал просить у него прощения. Для чего он тогда вообще дрался, отстаивая свое мнение? Но с другой стороны, это, конечно же, выглядело весьма эффектно и благородно.

Уняв обильное кровотечение, Сергей Федорович обработал свои руки спиртом, после чего по очереди промыл раны отваром из трав, которые купил у местной травницы, и наложил швы. Уже закончив с перевязкой, он предложил господам Мартынову и Волынскому отправиться в город и, посетив подворье вдовы Охримовой, направить сюда слугу Весниных Севастьяна с экипажем.

– Вы странный человек, Сергей Григорьевич, – устраиваясь поудобнее под деревом, куда его перенесли, произнес Лермонтов.

– А уж вы какой странный, Михаил Юрьевич, я просто диву даюсь.

– Я вас еще не простил.

– А я и не нуждаюсь в вашем прощении. Я сказал то, что должен был сказать и что считаю верным, а там дуйтесь на меня хоть до скончания века.

– И судя по тому, что остались тут со мной, вы имеете еще что-то мне поведать.

– Имею. Я хочу дать вам совет, прекращайте выставлять себя в негативном свете, изливать желчь на окружающих и донимать тех, кто вас любит. Ведь в вас должно быть немало хорошего, если тот же Мартынов дорожит дружбой с вами и готов прийти вам на выручку. Однако вы платите ему тем, что, когда рядом не оказывается меня, ваши колкости сыплются на него. А его юношеское прозвище Мартышка… Детство и юношество остались позади, вы взрослые люди, и то, что раньше казалось безобидным и нормальным, сегодня может ранить больнее стали. Ранить настолько сильно, что любящее вас сердце наполнится ненавистью к вам.

– Не слишком ли вы молоды для подобных советов?

– Необязательно быть убеленным сединой стариком, чтобы говорить умные вещи. Вам же это удается в ваших стихах и прозе. А вы не намного старше меня. Если вам доставляет удовольствие быть той язвой, какой вы являетесь сейчас, то хотя бы не донимайте своих друзей, ведь их у вас не так уж и много.

– Зачем вы меня вынудили вызвать вас на поединок? – вдруг поинтересовался Лермонтов.

– Чтобы вправить вам мозги. Если мне это не удалось, то вы повторите судьбу Пушкина. Уйти из жизни на высокой ноте, конечно, заманчиво, но если вы проживете подольше, то сможете куда сильнее попортить кровь столь нелюбимому вами свету, испортите настроение светским щеголям и львицам. Ну и мимоходом одарите русскую литературу несколькими шедеврами, что не говори, а у вас это отлично получается.

– Странно слышать это от вас.

– Отчего же. Намекаете на мои слова о плагиате? Полноте. Если пушкинская Полтава подвигла вас на Бородино, то вместо одной прекрасной поэмы мы имеем не менее прекрасное стихотворение. И так далее. Хм. Михаил Юрьевич, я хотел у вас поинтересоваться, как вы относитесь к Арине Ивановне? – вдруг переключился на совершенно другую тему Сергей.

– Что вы имеете в виду?

– Вы знаете что. Если вы питаете в отношении ее какие-то серьезные планы, то так тому и быть. Если же захотите с ней просто поиграть и выбросить, как сломанную игрушку…

– То что?

– Я убью вас. Не будет никакой дуэли, обвинений и разбирательств. Если вы ее обидите, то я вас просто прикончу. Но если у вас серьезные намерения, я молча отойду в сторону.

– А если она любит вас?

– Я реалист. Против вас у меня нет никаких шансов. Здесь я могу быть только на вторых ролях.

– А мне будет позволено хотя бы разобраться в себе? – ухмыльнувшись, полюбопытствовал Лермонтов.