Трупоеды отступили почти к самому ограждению.

Тогда Титан вонзил гладиус в песок под ногами, бросился на противников с голыми руками. Принял наплечником удар цепом и тут же выдернул кадык ударившего его оборванца. Следующему засадил с разворота ногой в брюхо; следующему сломал в нескольких местах руку, отбирая топор; следующего поднял над собой, а затем вышиб дух, швырнув на песок.

Вскоре на Арене на ногах стоял лишь Титан. Зрители радостно улюлюкали, швыряли чемпиону монеты, патроны и прочую дорогостоящую и не очень мелочовку. Титан воспринимал овации как нечто само собой разумеющееся и снисходительно кланялся в ответ. Лан просунул руку между прутьями решетки и подтянул к себе упавшие рядом с каморкой Мелкого подарки. Это оказалась пластмассовая зажигалка на пьезоэлементе и презерватив, сшитый из турьей кишки. Лан подарил то и другое Мелкому, посчитав, что карлику требуется небольшая компенсация за испуг и унижения, пережитые на Арене.

Тем временем Титан отыскал среди трупоедов такого, которому досталось меньше всего, и поднял за длинные волосы над полом. Оборванец быстро пришел в себя и начал дрыгать ногами.

– Кто я? – проревел Титан, обращаясь к зрителям. – Кто я?

Трибуны начали скандировать его имя. Сначала вразнобой и без особого рвения, затем – все слаженнее и громче.

Титан повернул вяло трепыхающегося трупоеда лицом к себе, посмотрел ему в разновеликие глаза, затем приоткрыл рот… и обдал обреченного струей ревущего пламени – как будто из огнемета пальнул. Лан затаил дыхание, его обуревало изумление и одновременно – крайнее омерзение. Голова трупоеда вспыхнула, несчастный завопил, истово задергался. Титан держал его на вытянутой руке, пока у того не перегорели волосы. Упав, трупоед попытался зарыться лицом в песок, у него это почти получилось, но силы иссякли прежде, чем он смог потушить огонь.

– Титан чемпион! Титан чемпион! – скандировали довольные зрители.

Бойцы жили на цокольном этаже, в полуподвале, расположенном под трибунами. Сквозь узкие зарешеченные окна у самого потолка иногда были видны ноги толкущихся под стенами Арены желающих попасть на зрительские места.

Лан шел по узкому коридору. Вокруг были сумерки, и настроение оказалось под стать. То тут, то здесь околачивались охранники. Вдоль одной стороны располагались опочивальни гладиаторов – похожие на кельи каменные пеналы с чуть присыпанным сеном полом и минимумом обстановки.

Было слышно, как грохочут барабаны и как содрогается Арена. Шоу продолжалось сутками напролет, кульминация дня – выступления Мары и Титана – позади, а значит, пришло время сошек помельче: схваток трупоедов один на один, выступлений танцоров и танцовщиц, трюков дрессированных крысособак.

Лан знал, что, несмотря на усталость, заснуть он не сможет.

Послышался плеск воды. Лан заглянул в открытый дверной проем ближайших бойцовских «палат» и увидел Мару. Склонившись над тазом с водой, стоящим на табурете, Мара ополаскивалась. Зачерпнет воды в ладошку – плеснет на левую грудь, зачерпнет еще – плеснет на правую. На это можно было смотреть вечно.

«Золото, – напомнил себе Лан. – Выжить. Забрать золото. Вернуться в Кремль».

Он быстро отвел глаза и шагнул вперед. В его живот уперлось острие. Лан встрепенулся, перед ним стояла Мара. Она была одета в тот же наряд, в котором выступала на Арене, разве что смыла вызывающий макияж. Вблизи Мара казалась совсем юной: не старше, чем Лан.

Он бросил взгляд в комнату: не было там ни полуобнаженной девушки, ни таза с водой, ни табурета. Стало ясно, что Мара применила против него иллюзию. Но зачем?

– Шутки шутишь… – пробубнил Лан, пятясь от острия стилета, которым час назад был раскроен по швам череп собакоголового. – Мы не на Арене…

– Точно замечено, мальчик из Кремля, – произнесла Мара сладким шепотом. – На Арене я вынуждена играть с жертвой, но вне ее дело можно решить одним ударом. Запомни это, свежий фарш с ушами.

– Я не хочу проблем, – сказал Лан. Он заметил, что глаза у Мары – каре-зеленые, и эти зеленые вкрапления выглядели неестественно; сразу почему-то вспомнилось радиоактивное свечение над воронками от авиабомб, которое в погожую ночь можно было увидеть со стены крепости.

– Перестань думать о золоте, всего не захапать. Перестань думать о своей исключительности, – снова прошептала Мара. – Нет у тебя никакой особой миссии, ты сделан из такого же дерьма, как и все.

Лан благоразумно решил не спорить. Тогда Мара ловко крутанула в пальцах стилет и отступила в сторону. А он продолжил путь в свои «апартаменты», и каждый встречный-поперечный, будь то охранник или гладиатор, считал своим долгом одарить Лана многозначительной ухмылкой.

Устроившись на соломе в «келье», Лан думал о Кремле. Вспоминал людей – близких и не очень. Вспоминал воинов – Ворона, Чеслава, Горазда, дядьку Ярополка. Выбрался ли хоть кто-нибудь из передряги? Вернулись ли в Кремль?

Сможет ли он покинуть кровавое болото, название которому – деревня Новоарбатовка? Сдержит ли свое обещание здешний божок по прозвищу Профессор?

Сколько новых смертей принесет день завтрашний?

Лана разбудил натужный и разноголосый гул десятков электроприводов. Бетонный пол подвала вздрагивал, и виной тому было не происходящее на Арене.