Ошеломлённая компания не решилась их преследовать, хотя переживала долго, с криками возмущения и предложениями вызвать полицию или «догнать чмо и сломать сопатку».

– А ты говоришь – нет патриотов, – с удовлетворением усмехнулся Василий Никифорович.

– Уважаю! – выставил большой палец Самандар. – Старая гвардия. Есть ещё настоящие мужики на свете. Хотя быдла с деньгами всё равно больше. Капитан, как ты на это смотришь?

– Хороших людей больше, – пробормотал Матвей.

– Это ты просто молодой ещё, не научился смотреть на мир глубоко. Чёрная идеология, одолевшая СССР, победив Запад, умело опутала всю Россию, и количество хороших людей, объевшихся интернетовской пропаганды, желающих жить одним днём, «здесь и сейчас», ради себя любимого, с каждым днём увеличивается в геометрической пропорции. А коэффициент добра цивилизации, между прочим, остаётся низким.

– Нужно воспитывать…

– Вот мы и воспитываем… как можем. Пока – страхом, так как бандиты подчиняются только грубой силе, а потом, глядишь, и до светлых интерактивов дойдём.

– Если доживём, – обронил Василий Никифорович.

– Что ты имеешь в виду?

– Впереди бой в Киеве.

– Ничего, с нами наши боги, как говорили в старину, да и посланники инфарха на нашей стороне. Кстати, Горшин не звонил?

– Мне нет.

– Мне тоже, – сказал Матвей. – Дива сообщила, что он уже в Киеве, решает проблемы.

– Какие?

– Об этом я не спросил, но думаю, что он пытается найти выход к замку Акарин, где Рыков спрятал Вещи. Дива тоже туда собирается, мы встретимся.

– Мне бы пообщаться с ними, – сказал Самандар.

– Давайте о делах здесь не говорить, – сказал Василий Никифорович.

Обед заканчивали молча, поглядывая на сбавившую тон компанию молодых соотечественников, с которыми теперь можно было столкнуться в любом уголке планеты.

К пяти часам по местному времени вернулись в гостиницу, решив не тратить время на экскурсию по городу. Но Матвей всё же не усидел в номере, узнал у отца, что встреча с нужными людьми состоится в отеле аж в девять часов вечера, и два часа провёл в старинном центре Брюсселя, сделав на мобильный телефон несколько снимков самых интересных, по его мнению, шедевров архитектуры. Посетил Гран-Плас, погулял по авеню Луизы, полюбовался на королевский дворец и Сакре-Кёр, прокатился по одной из линий брюссельского метро (всего таких линий было шесть), отметив, что московская подземка чище и красивее, и сфотографировал-таки Атомиум, сделав селфи.

Несмотря на захвативших город, да и всю Европу, беженцев из Африки и Ближнего Востока, Брюссель умудрился остаться европейским, хотя смуглолицых прохожих на его улицах было больше, чем белолицых. Вели они себя в центре прилично, по оценке Матвея.

В половине девятого он вернулся в отель, не заметив за собой никакой слежки и вообще каких-либо опасных движений вокруг.

Отец находился у себя в номере, сидел за планшетом, разглядывая какие-то рисунки и схемы.

– Что-нибудь нашёл? – впустил он сына.

– Всё тихо, – понял его вопрос Матвей. – Никто никуда не торопится, полгорода бродит по улицам, в основном – мусульмане, судя по одежде, остальные сидят в кафе и пьют пиво.

– Попробовал?

– Нет, ты же знаешь, я пиво не люблю. Вы ужинали?

– Только что. Если хочешь – сходи в ресторан, успеешь.

Матвей бросил взгляд на рисунок в компьютере отца – нечто похожее на ферму ажурного моста, – но спрашивать, что это такое, не стал. Если бы отец захотел сказать ему, что изучает, сказал бы.

– Хорошо, схожу.

– У тебя минут сорок, потом ко мне.

Ужинал он в ресторане Le Maison, заполненном наполовину, с небольшими столиками, накрытыми розовыми скатертями. Здесь даже стены были розовыми и люстры.

Попробовал салат с крабами, съел щупальце осьминога, оказавшееся вопреки опасениям мягким и нежным, и выпил кофе «Амбасс» со сливками.

Переоделся в номере, зашёл в номер к отцу, уже готовому к выходу; одет Василий Никифорович был как чиновник Евросоюза, в тёмно-синий костюм с галстуком и значком ООН на лацкане пиджака.