Я содрогнулась. В самом деле, какому правителю захочется объясняться с народом по поводу нечаянно уничтоженной деревеньки? К тому же, когда магия повсеместно ослабевала, лишние беспорядки никому были не нужны. Со стороны аристократии – страх перед тем, что может ожидать тебя или твоего наследника, от простого народа – лишний повод для смуты: магия – зло. Гораздо проще объяснить все ураганом, наводнением или пожаром.

Я невольно потерла пылающий браслет, снова начинающий чернеть: жар от него исходил просто зверский. Растекался по запястью, впитывался в кровь. Жар, выжигающий Анри: его пальцы на моих плечах просто пылали.

И если никто не пострадал, как я с этим справилась? Кажется, я знала ответ еще до того, как спросила.

– Как мне удалось выжить?

– Золотая мгла.

Только Анри так умеет: одновременно сказать правду, солгать и при этом ровным счетом ничего не объяснить. Да и не чувствовала я себя так, как в Лигенбурге, когда сила хэандаме прошлась по мне беспощадной плетью.

Но я жива. Правда жива.

Попыталась уцепиться за воспоминания о развалинах – тщетно. Помнила только бушующую бурю тьмы, которую разрывало ослепительное сияние.

– Почему вы это сделали?

Смотрела ему в глаза – в самую глубину золотого огня, где с миром или не очень покоилась правда. Почему мне так важен его ответ?

– Потому что был должен. – Холодно-то как, в подземельях Мортенхэйма и то больше тепла.

Разочарование иголочкой кольнуло сердце и тут же отступило. Если бы не муж, меня бы сейчас не было. Ни меня, ни дома, ни людей. Тем не менее слова благодарности застыли в груди, я дернула плечами, избавляясь от непростительно желанной власти его рук, перехватила одеяло поплотнее и направилась к постели. Судя по тому, как кружилась голова, горизонтальное положение для меня сейчас самое правильное. И желательно с закрытыми глазами.

– Тереза.

Я не обернулась. Опустилась на кровать, обняла подушку и закрыла глаза. Все-таки иногда лучше помолчать.

– В начале новой эпохи Эргар Сольхэйм, стихийный маг, запер в себе пламя. Оно выжгло его изнутри, но никого больше не коснулось.

– Печальная история. Мне-то что с того?

– Ты сделала то же самое. Отрезала тьму от нашего мира и уже не могла никому навредить.

Я приподнялась на локтях, встречая его внимательный взгляд. Но ведь это значит, что спасать меня было вовсе не обязательно? Избавившись от обузы в лице супруги, Анри разом решил бы все свои проблемы: и столь долгожданного развода, и ненужных вопросов Эльгера, да и по его планам ударил бы знатно – ведь я единственный и, возможно, последний действующий некромаг, бесценный трофей, который так нужен герцогу.

Так почему?

Вопрос замер на губах, вместо него сорвалось короткое:

– Спасибо.

Просто, но искренне. Услышать это для меня было по-настоящему важно.

Я протянула ему руку, и он шагнул ко мне, опустился на кровать.

– Хочешь есть?

Покачала головой. Мне бы сейчас желудок внутри удержать, не говоря уж о чем-то большем. Да и ему…

Было что-то неправильное в том, что мы засыпали вместе, сплетенные, как виноградная лоза. Что моя прохлада, еще не отхлынувшая после убийственной изморози тьмы, сливалась с его жаром. В глубине сознания мелькнула идея, что я все-таки умерла и по какому-то странному недоразумению попала в выдуманный рай, но надолго она там не задержалась. Да и с чего бы в моем раю твориться такому? Нет, это скорее мой личный ад, но как же в нем хорошо… Настолько, что, если прекратить, остановится сердце.

Что ж, оно остановится завтра. А пока пусть бьется в полную силу.

Вместе с его.

Передо мной на стол бухнули несколько внушительных фолиантов, только чудом не развалившихся от столь непочтительного обращения, а следом – блокнот, представляющий собой склад листочков, запертых в потертой кожаной обложке на заклепках. Спросить, что это за путевые заметки, не успела: Анри водрузил на стол чернильницу, перья, бумагу и кивнул:

– Развлекайся.

Я покосилась на книги, явно пережившие не одно тысячелетие благодаря заговоренному заклинанию и специальному зелью, которым нужно было раз в пару десятилетий пропитывать страницы. В детстве обожала этим заниматься – мне нравился запах бумаги, кожи и немножечко пыли. А еще нравился цвет зелья – рубиновый, с сиреневыми прожилками, да специальная кисть с длинной ручкой и густой шелковистой щетиной. Правда, в отличие от прислуги, которая терпеть это не могла и спешила побыстрее расправиться с выданными им стопками, толку от меня было мало: я могла открыть книгу и забыть