Сознание тяжело рухнуло обратно в тело, а резь в висках и звенящая пустота ознаменовали разрыв соединения с бортовым мозгом. Видимо рассыпался купол кокпита, всю электронику раскрошило.

И опять боль. Тянущая, режущая, стреляющая, жгущая – целый букет, множество оттенков. Но изгой сосредоточился и приоткрыл налитые свинцом веки, долго всматривался в кровавую муть, витающую перед глазами, пока не сообразил – теперь лежит на полу. Вокруг бушует буря, дым застилает глаза, все дрожит и рушится, гремит, скрежещет, взрывается…

До щенячьего визга хотелось упасть в обморок, но вместо этого он пополз к наружному люку. Ткнулся забралом шлема в створку, застонал и встал на колени, нащупал в нише массивный рычаг.

В последний момент ему показалось, что за спиной стоит размытая тень, чей-то жутковатый силуэт. Внутренности судорожно сжались от страха. А жуткое порождение Ночи потянулось к нему, острейшие когти со скрипом вспороли ткань скафандра.

Но тут громыхнуло, и пиропатроны вышибли створку. Шквальный порыв ветра вырвал добычу из лап твари, швырнул во мрак. Вселенная завертелась, где-то на периферии мелькнул челнок: раскаленный и дымящийся, обгоревший до неузнаваемости, рассыпающийся на куски. Тело встряхнуло как тряпку – раскрылся парашют, вверху заблестели звезды. Но и они потухли, отдалились. Тьма стремительно накрыла рассудок, растворила в себе.

– Ты должен идти, – в который раз напомнил Алекс.

И в который раз Игорь промолчал. Равнодушно посмотрел сквозь брата, с удобством развалившегося на груде ржавого металла. Отцепил от пояса флягу. Взболтнул, проверяя уровень жидкости, и позволил себе сделать маленький глоток.

Облегчения не наступило. Напротив, резкая судорога пронзила пищевод, и Миронова мучительно вырвало водой, густой липкой кровью.

Проклятье! Знал бы, во что вляпаюсь, разбился бы вместе с челноком, мучений меньше.

Сморгнув выступившие слезы, изгой с ненавистью уставился в безоблачное небо. Медленно опустил взгляд к линии горизонта, отыскал ленту разбитой дороги, петляющую меж лысых холмов, и тяжело вздохнул.

Пейзаж не менялся вот уже несколько часов. Вокруг те же рощицы чахлых уродливых деревьев, перемежаемые полянками, развалины каких-то строений и бесформенные остовы машин. Полуденное солнце немилосердно жгло землю, ветер давно затих, а в подрагивающем от зноя воздухе витали запахи пыли и ржавчины.

Хуже была только тишина. Настолько завершенная, что стук собственного сердца казался артиллерийской канонадой.

Но бывший агент знал, что запустение мнимое.

Еще на рассвете, когда очнулся и понял, что висит на стропах парашюта, услышал вой и рычание. В сумерках метались какие-то существа. Боролись между собой, кружили вокруг дерева, драли кору. Они смахивали на дикую помесь псов и крокодилов, но с сегментными «скорпионьими» хвостами. И, слава Создателю, боялись солнца, так как едва на горизонте вспыхнуло светило, разбежались.

Только когда скрылся последний визитер, Игорь осмелился отрезать стропы и спуститься вниз по стволу.

Во второй раз он наткнулся на живность, рискнув исследовать полуразрушенный супермаркет у дороги. Увидел тварь похожую на крупную кошку, попятился. А та зашипела и кинулась в атаку, но сдуру влетела в тонкую паутинку посреди помещения. Из темного угла мохнатым шаром выкатился недремлющий паук, спеленал и обездвижил добычу. Медленно развернулся и посмотрел на изрядно опешившего человека.

Точнее ему показалось, что посмотрел. В густом мехе не было и намека на глаза, лишь тонкие когтистые лапки и… рот. Слюнявый, красный и криво усмехающийся, почти человеческий.

Стоит ли говорить, что беглец поторопился тотчас исчезнуть из владений монстрика?

Мутации на этом континенте следовали поистине извилистым и жутковатым путем. Радовало одно – существа предпочитали ночной или сумеречный образ жизни.

Но тишина все равно раздражала. Потому что, когда обрывалась, сердце норовило нырнуть в пятки.

– Зря воду перевел, – заметил Алекс. – И вообще плохой признак, братишка.

Без тебя знаю – хотел буркнуть Миронов. Но опять промолчал.

Коснувшись воспаленных шрамов на боку и левой лопатке, дернулся от резкой боли. Затем стер кровь с подбородка и губ, потрогал ноющие язвы на лбу и скулах. И с бессильной злостью посмотрел на очередной клок волос, прилипший к пальцам.

Индикатор дозиметра вмонтированного в скафандр еще с утра показывал красный, смертельный уровень. И лишь порой за часы пути светлел до оранжевого.

Иллюзий изгой не питал. Он труп, просто переход из одного состояния в другое несколько затянулся. Спасательный костюм мог бы ненадолго сдержать если не радиацию, то хотя бы изотопы. Но запас кислорода давно иссяк, закончились и картриджи фильтров, шлем пришлось снять. Конечно, сквозь дыры так и так проникала пыль, но теперь он надышался.

Оставалась надежда на новые способности. Слабая надежда. Подыхающая в мучениях, бьющаяся в конвульсиях. Ведь регенерацию необходимо обильно кормить, а в рюкзаке изначально лежало пять маленьких пакетиков с универсальной витаминной кашицей, во фляге плескалось около литра