– Ну, еще река не встала, но батюшка твой уже там лягушек наелся до отвала, в мягком иле гнездо свил и думает укладываться. А матушка ему подушки свежей осокой набила…

В первый момент Ведома ничего не поняла: князь Сверкер наелся лягушек и вьет себе гнездо в иле?

А потом начала смеяться. Да ведь Равдан говорит о водяном! Он же думает, что его жена – русалка, а значит, ее отец и мать – в реке!

– Нет! – От безумного хохота она едва могла говорить, сгибалась пополам и хваталась за рукав Равдана, чтобы не упасть. – Я не в реку шла… Моя мать… не там…

– Тогда где же твоя мать?

Равдан тоже устал от этой неизвестности, которая уже навлекла на него изгнание из родной веси. Он не собирался отрекаться от жены, кем бы она ни оказалась, но пришло время узнать правду.

Наконец Ведома перестала смеяться, вытерла слезы, поправила сбившийся платок. Потом взяла Равдана за обе руки и сквозь густеющие сумерки снизу вверх вгляделась в его лицо.

– Мой отец – не водяной. Мой отец – князь Сверкер.

Равдан молча смотрел ей в глаза, стараясь осмыслить это открытие. И когда он его осознал, первая его ясная мысль была такая: слава чурам, что он так и не рассказал жене о том, как лазил с Лютояром в могилу Биргира и чем это кончилось…

Никогда еще у Сверкера сына Олава не было так тяжело на сердце. Ему случалось знавать поражения, не так давно он пережил смерть матери. Но никогда еще он не испытывал такого тайного стыда, зная, что одурачен судьбой. Девы Ясеня прямо-таки щелкнули его по носу, весело хохоча. Он забылся: посчитал себя умнее всех, пытался перехитрить соперников, а вышло, что перехитрил сам себя. Он клялся Ингвару ладожскому, что не знает, где дочь, сам не ведая, насколько прав! Больше месяца он изображал перед людьми отцовскую тревогу и поиски пропажи, мысленно жмурил глаза, как в игре, чтобы не смотреть в ту единственную сторону, в которой нельзя было искать. И вот миновал такой же срок, как он раскрыл глаза во всю ширь, напрягал зрение изо всех сил, пытаясь увидеть пропажу, – и не мог. Теперь он действительно не знал, где его дочь, и это выводило Сверкера из себя. Он уже не играл в тревогу и негодование, но Ведомы по-прежнему не было. Не удавалось напасть даже на остывший след.

Но мало того, что над ним потешались норны. Замысел провалился, а к тому же был раскрыт Ингваром ладожским, племянником Ингоря киевского. Уж наверное, племянник послал дяде весточку о цене, которую подвластный Ингвару князь зоричей заплатил за попытку его обмануть. А заодно и о том, как участвовал в этом он, Сверкер смолянский. Хитрый замысел не принес ожидаемой пользы, зато выдал его врагам с головой! У Сверкера холодело в груди от предчувствия, что смерть матери окончательно отняла его удачу. А без удачи нечего и рассчитывать на успехи и победы.

Если бы удалось найти Ведому! Вернув дочь, он уже не чувствовал бы себя таким дураком, а главное, появилось бы средство поправить дело. Можно поискать союзников на Западной Двине. Покойный Зорян был родичем полоцким князьям. Едва ли они соберутся с духом мстить за его смерть внукам Ульва волховецкого, но если он, смолянский князь, предложит им союз… Для этого требовалась невеста, а она была невесть где!

Дул холодный осенний ветер, гоня серую рябь по днепровской воде. Небо нахмурилось так сурово, что мелькала мысль о скором снеге. У причала стоял обоз каких-то варягов: лодей пять-шесть. Привезли рабов, судя по виду, каких-то эстов. Сверкер оглянулся и мигнул Берси; тот кивнул и неспешно направился к старшим обоза. Возле них уже стоял Хаук, обсуждая пошлину; он кивнул кому-то из своих, те побежали пересчитывать рабов по головам. Берси остановился поблизости, положив руки на пояс и выжидая время, когда можно будет вступить в беседу.

Сверкер уже не надеялся, что торговые гости принесут ему вести о дочери. Теперь у него была другая цель. Месяц назад он завел привычку каждый день прогуливаться по причалу, разглядывая торговцев и через своих людей выспрашивая, не известно ли им чего. Поскольку все знали о его беде, такое поведение прежде надменного князя никого не удивляло. Самых верных людей он тайком послал к тем нарочитым людям, которые были здесь на Купалиях: к порошанам, угрянам и прочим. Не привез ли все же кто из них молодой жены? У угрянского наследника посланные действительно попали на свадьбу, но молодая, когда с нее сняли покрывало, не обнаружила ни малейшего сходства с Ведомой. К другим тоже ездили напрасно.

Раньше Сверкер только так говорил, но теперь и впрямь заподозрил, что дочь увели русалки. Или тролли унесли! Но кого прикажете за ней посылать? И куда? Это только в преданиях пастух едет мимо горы и вдруг видит, что внутри ее празднуется свадьба, за столами сидят мерзкие тролли, а невеста – красивая девушка печального вида. В окрестностях Свинческа не было известно ни одной горы, где тролли могут жить.

Доверенные люди, с которыми князь советовался, сходились на двух возможностях. Либо Ведому увезли очень далеко, либо она исчезла и скрывается по доброй воле. Последнее очень удивило Сверкера: он привык, как всякий глава дома, что домочадцы полностью в его воле и будут делать то, что он скажет. Он намекнул Ведоме о своем желании и ждал, что она его выполнит. Только теперь он сообразил, что не спросил, нравится ли это все ей самой. А от внучки королевы Рагноры, чье сердце было выковано из крепчайшей стали, едва ли стоило ожидать безропотного повиновения в таком важном для женщины деле.

И вот Хаук отошел распорядиться, а Берси приблизился к торговцам, начал разговор. Конечно, пока он лишь дает советы по устройству и возобновлению припасов, обещает отвести к хорошему кузнецу… Беседа пойдет после, за столом в гриднице, когда придет пора обмениваться новостями.

Сразу после приезда Нежанки Гостислава куда-то ходила. Сверкер не стал мешать: а вдруг ей удастся чего-то узнать? Но жена вернулась такая же