она казалась ему красивой. Нет, не совсем так: он будто обрел способность видеть сквозь бересту и заглядывал в самую суть этого существа. И она была прекрасна.

Сколько это продолжалось? Вдруг он опомнился с чувством, будто стоит так долго, очень долго. Заморочила… А ведь его давно ждут. Девки в третий раз запели ту же песню: русалку пора провожать.

Равдан с усилием отвел глаза от белой птицы на зеленой траве и оглянулся на свое отважное воинство. С красными следами ушибов и зелеными пятнами подорожниковых листьев на лицах, с мокрыми головами, в кое-как оправленных сорочках, они были готовы продолжать игрище.

– Ну, хватит глаза пялить! – Равдан призывно махнул рукой. – Пошли!

У берега, на песке, их ждали сваленные в кучу деревянные ведра, кувшины, стояла даже бочка, которую Нечуй и Зажит загодя налили водой из реки. Равдан свистнул – и парни побежали разбирать емкости, несколько разметанные в ходе «спуска на воду» вражеского войска, а потом наполнять их водой.

Взяв ведро, с которого капало на ноги, Равдан двинулся к русалочьему кругу. Кто-то из девушек заметил его и вскрикнул: пляска прекратилась, девки обернулись и встали стеной, стараясь не подпустить его к русалке. Громко засвистев, он поднял ведро – благо высокий рост и длинные руки позволяли ему обойти преграду сверху – и плеснул водой через головы девок, норовя облить русалку.

Но до нее долетело лишь несколько брызг. Большая часть воды попала на девок, и те завизжали еще пуще. Тут и прочие парни с криком и свистом бросились на них и тоже стали плескать водой из ведер, кувшинов, кружек, у кого что.

У каждой девки был на этот случай припасен рушник, до поры обвязанный вокруг пояса. На конце длинного рушника загодя был сделан узел, а в том узле – девять или двенадцать особых девичьих трав, помогающих поиску суженого. Взявшись за свободный конец, девки хлестали полотном противников, отвечая на удары водяных струй. Рушники, как и вся одежда, быстро намокли, так что получалось весьма чувствительно.

На лугу возле реки второй раз вспыхнула битва, но теперь – между парнями и девками. Вылив воду, парни со всех ног кидались к реке за новой, девки преследовали обидчиков и колотили мокрыми рушниками. Одни бежали за парнями, другие – прочь, пытаясь уйти от обливания, но везде их настигали холодные водяные языки и облизывали с головы до ног. Кто-то из парней забежал в воду, но не мог зачерпнуть кувшином, отбиваясь от разгневанной преследовательницы; кто-то упал и был рад, что удалось выйти из воды живым. Над берегом стоял визг и вопль десятков голосов, а на опушках раздавался смех старших поколений, забавлявшихся этим зрелищем. Бабы подбадривали девок, мужики – парней.

– Гоните русалок прочь, ребята! – Иные мужики, невзирая на возраст, аж подпрыгивали от азарта, размахивая руками и жалея, что им уже не годится в этом бою участвовать. – Во ржи вгоните! В леса! Чтоб духу их не было!

Русалки в растрепанных венках, все обсыпанные ломаной зеленью, уже были мокрыми с головы до ног: влажные сорочки прилипли к телу, так что всю красоту было видно насквозь. Возбужденные этим зрелищем, бегом и борьбой парни, тоже мокрые, наконец оттерли русалок от берега и погнали прочь с луговины.

Бежали в сторону ржаных полей – наиболее любимого, как известно, земного обиталища русалок. Оттого и буянят они особенно сильно, пока рожь цветет. С визгом девки неслись по тропке меж борозд, размахивая своими рушниками. С их насквозь мокрых подолов, с распущенных волос капала вода, дождем сыпалась на отцветшую рожь. Девки вопили в полном упоении: сейчас они творили самую главную ворожбу перелома с весны на лето, подкрепляя русалочьей силой будущий урожай. То одна, то другая срывала с растрепанной головы помятый венок и бросала в посевы. А лучшим из них, которые будут выходить замуж по осени, на снопах этой же ржи постелят брачную постель.

Парни со свистом мчались за ними. Русалка, высоко подхватив подол, бежала впереди подруг. Равдан не мог отвести глаз от ее мелькающих белых ног. Его тянула за ней темная сила: кровь бурлила, перед глазами плыли пятна, что-то горячее и болезненное разрывало изнутри. Его будто на веревке тянуло за нею – не за девкой, за расплывчатым белым пятном, что говорит шелестом трав, журчанием ручья.

Уже на краю поля русалка обернулась и издала дичайший вопль – кровь застыла в жилах. Это был первый раз, как она сегодня подала голос. Каждого продрало морозом – иной, темный мир, о близости которого все знали, обнаружил себя. Она уже не могла скрыть своей природы. И у каждого слышавшего ее переворачивалась душа, как всемирье этой ночью оборачивается со светлой стороны на темную.

Не в силах оторвать от нее глаз, Равдан сделал еще пару торопливых шагов. Нога запнулась обо что-то, он полетел лицом прямо в землю, покрытую ростками. А когда встал на колени, белого пятна уже не было на опушке.

Молодой князь Зоремир вылез из реки злой, как леший. Никогда эти местные шишиги не одолели бы зоричей, если бы не навалились всей толпой! Он не ожидал, что к нему кто-то привяжется, поскольку явился на игрище с одобрения князя Сверкера. Зоряну не приходило в голову, что раз их со Сверкером уговор держится в глубокой тайне, то местные даже не знают, кто он такой! И уж тем более не признают за ним права посягать на здешних девок.

Ему до крови рассадили лоб, и передний зуб, кажется, шатался. Вот ведь гад ползучий! Он посчитался бы с этим долговязым наглецом, но сейчас надо было думать о другом. Русалочью пляску всегда исполняет старшая родом девка, то есть в середине круга под личиной вертелась дочь Сверкера. Как тот и обещал. Плохо, что Зорян не сумел увидеть ее лица.

– Во ржи погнали! – крикнул кметь, с ветвей старой ивы наблюдавший за игрищем. – Вон, в рощу бегут!