– Хорошо, Майя, хорошо…
– Ничего хорошего, это жутко. Не мне жутко – тебе должно быть жутко. Это твоя жизнь, тебе выбирать и тебе расхлёбывать. А ты предпочитаешь отсиживаться в кустах, абы не думать о неприятном. Чего трусишь? Это ведь так или иначе происходит. Где-то там, глубоко внутри, ты знаешь, но боишься признаться и впустую наворачиваешь круги в карусели бичей и морковок. Хочешь оставаться слепцом? Бегать за морковкой, которую сегодня тебе даже показывать не обязательно? Ты так заучил этот урок, что самостоятельно визуализируешь её перед собственным носом. И тебя не смущает ни то, что бичи страданий очень даже ощутимы и их много, а морковки иллюзорны и их мало, ни то, что тебя держат за тягловую скотину, впахивающую ради чужих интересов. Ты настолько растворился в них, что уже считаешь своими, и потому ишачишь с искренним энтузиазмом. Чего весь сморщился? Сделай физиономию попроще! Нечего смотреть с немым укором, будь всё о'кей, тебя бы не задевали чьи-то слова… – Она сломала в пепельнице недокуренную сигарету. – А это твоё, как его… троеборье!
– Троебабье, – огрызнулся я.
– Да один чёрт.
– А чё, красиво… и по Юнгу. Карл Густав Юнг, был такой немецкий товарищ.
– Сногсшибательно, Карл Густав! Ты вроде такой умный, а присмотреться…
– Не понял, уж к Юнгу-то какие претензии?
– К Юнгу никаких, разговор о тебе. – Казалось, она больше не считала нужным скрывать наслаждение этим измывательством. – Нашёл за кого спрятаться!
– Майя, трах-тарарах, ни за кого я не прячусь, просто сказал… Когда мы с Шуриком…
– Значит Юнг с Шуриком виноваты?
Я вздохнул и, закрыв глаза, попытался восстановить внутреннее равновесие.
– Ты на Burning Man ездил, провёл неделю в пустыне, писал, что у тебя глаза открылись… И что? – ковровая бомбардировка возобновилась. – Что ты вынес из этого переживания? Троеборье? Бред! Дикость – это твоё троеборье.
– Ой, ты вся из себя невероятно продвинутая, а в вопросах секса – вдруг такая консервативность. С чего бы? А?! С какой радости? Кто теперь озвучивает то, что завещали папа с мамой, вкупе с Лениным? Чем, интересно, моногамия лучше полигамии?
– Ничем. Ничто одно ничем не лучше ничего другого, если делается с чистым сердцем. Всё едино. Но ты выбрал скользкую тропинку. Возможно, твои намерения были чисты и красивы там, на фестивале. Но разве они таковы сейчас? Я же чувствую… Ладно, так и быть, не хочешь мне признаваться, – признайся хоть сам себе. Шёпотом, в глубине, но признайся. Разве ты не продолжаешь просто ради очередной победы? Ради того, чтобы пририсовать ещё звёздочку на фюзеляже? Дорогой мой, чтобы идти этой дорожкой и не скатиться, надо быть мегамонстром, а тебе до этой точки сознания ещё грести и грести… Скажешь – нет? Всё совсем не так?
Я стиснул зубы, стараясь побороть нарастающее ощущение смутной тревоги.
– Так и будешь отмалчиваться? – она глядела в упор, прожигая до самого нутра.
– Ну, Майя… – я снова вздохнул, отводя глаза.
– Опять "ну"! Что ты мнёшься? Оправдываешься, увиливаешь… Что вздыхаешь? Тяжко? Бедненький, сложно ему с самим собой. Ладно, будь по- твоему… Раз не хочешь признаваться в слабостях, давай хоть поиграем. Возьмём простейшую практику, первый шаг к осознанности. Или это тоже для тебя слишком?
– Да ничего для меня не слишком! Ты слова не даёшь ввернуть, беспрестанно перебиваешь. Хочешь практику – давай практику.
– Отлично, значит так: необходимо научиться отслеживать себя, это называется охота. Охотиться можно на что угодно, тут важна не дичь, а навык. Задача – отстранённо наблюдать за душевными порывами, умственными явлениями и тому подобной чехардой. И таким макаром постепенно обрести некий контроль, или хотя бы осознание, и прекратить идти на поводу…
– Контроль? Какого чёрта? Я хочу, чтобы мои чувства были настоящими, истинными и искренними!
– Нет ничего истинного в мельтешении эмоций. Бесконечное преследование бредовых фантазий, подкармливаемых вбитыми с детства чужими и чуждыми ценностями. Преследование, которое гонит вперёд и вперёд, не давая оглянуться, причём всякий раз в ином направлении.
– Та-а-ак… Я, значит, мельтешу, пытаясь поймать за хвост эфемерную мечту, а вы там, в Непале, все эдакие высокомудрые до полного опупения, монополизировали духовность и единственно верную истину, и теперь стройными рядами шагаете в правильном направлении?
– Охотник прежде всего должен изучить повадки зверя… – продолжила Майя, не принимая мой выпад. – Хотя, вижу, ты не со мной… Тебя нужно как- то мотивировать. Итак, хочешь прекратить быть осликом?
