какое-то время сдержать натиск, но силы были не равны. Мохнатка, утробно булькнув, взгромоздилась на распростертого в пыли человека и довольно затихла. Железные дуги жилета с честью выдержали новый вес, так что Толлеус не задохнулся под гигантской тушей, но и освободиться самостоятельно не получалось. Спустя минуту он оставил попытки: откуда-то из живота вдруг стала подниматься теплая волна неги и умиротворения, которая вмиг затопила его с головой, растворяя в себе.

Толлеус не уснул, но видения, которые поплыли перед глазами, были похожи на сон. Это было совсем не так, как наваждение, насылаемое богами. Просто разум как будто выскочил из тела и оказался где-то в темном Нечто, похожем одновременно и на морскую пучину, и на ночное небо, и даже на простую комнату без окон, но с дверью. Смутные образы, бесплотные голоса – они тоже были, но словно в тумане, а точнее за стенами этой самой комнаты. Это было странно, пугающе, но загадочно и интересно.

Искусник огляделся и встретился взглядом с собой – рядом стоял двойник Толлеуса и тоже озирался по сторонам. Причем это было не зеркало – лже-Толлеус двигался самостоятельно, а не копировал движения старика. Искусник замер, пытаясь понять, что за наваждение окутало его разум. Тело, одежда – все родное, привычное, только все равно чувствуется какая-то неестественность.

– Как иллюзия! – догадался он: что-что, а с иллюзиями в свое время он поработал плотно и интуитивно научился отличать их. Тем более что наблюдалась некоторая блеклость или даже прозрачность образа. Причем иллюзиями были оба: и человек напротив, и он сам.

– Точно, ты – моя иллюзия! – поддакнул незнакомец и потерял к Толлеусу интерес, исследуя «комнату», трогая «стены», но отчего-то не решаясь подойти к «двери». Старик тем временем сосредоточился на своем восприятии и довольно быстро разобрался, отчего это место вызвало у него таких ассоциаций. Оно было похоже на ночное небо тем, что кругом была бесконечная черная бездна, наполненная мириадами невидимых звезд. Вернее, не звезд, а словно искусных меток, далеких и близких, окружающих со всех сторон: и сверху, и снизу. Ощущение моря возникло из-за того, что темная субстанция ощутимо пульсировала, точно волны, набегающие на берег. Что же касается комнаты – а точнее замкнутого пространства – он плавал в пустоте в некоем невидимом взглядом пузыре – его собственной вотчине, где он был полноправным хозяином!

– Неужели я умер? – внезапно пришла страшная мысль. – Столько всего пережить, чтобы вот так глупо быть раздавленным химерой?!!! – Мгновенно возникло жгучее желание снова оказаться не в иллюзорном, а в своем собственном теле. На удивление оно сейчас же исполнилось.

Толлеус все также лежал на земле и совсем даже не задыхался под непосильной тяжестью. Напротив, Булька уже слезла с него и вместе со своими товарками подъедала сено из стога. Откуда-то вынырнул Оболиус с кувшином в руках и уже собрался было выплеснуть его содержимое старику в лицо, но в последний момент заметил его открытые глаза и придержал руку.

– Учитель, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросил он. – Я согнал химеру, но вы были без сознания…

Големщик сел, прислушиваясь к собственным ощущениям, потом поднялся на ноги. Тело подчинялось исправно, ничего не болело, даже чувствовалась какая-то юношеская легкость. Похоже, прав был чародей-химеровод – бодрит мохнатка хорошо. Скосив глаза вверх, Толлеус прикинул по солнцу, что прошло около часа. Оказывается, он долго пробыл в беспамятстве. Или что это было за состояние?

День еще не кончился и успел преподнести сюрприз. Он поджидал старика прямо здесь – на базарной площади. Искусник, ощутив после общения с химерой не только удивительный прилив сил, но и юношеский голод, отправился по рядам в надежде найти лоток пекаря. До слуха големщика донеслась незнакомая речь, и он подошел к чужеземным купцам поговорить: у них можно было узнать из первых рук, что делается в мире. Точнее, купец – необыкновенно тощий тип с желтоватой кожей – был всего один. Одет он был как простой странник – в поношенный серый костюм с неопределенного цвета плащом, превращающимся ночью в одеяло. Правда, при нем был воин-телохранитель, что свидетельствовало о высоком статусе человека. Внешность последнего мало отличалась от первого, если, конечно, не брать в расчет более крупную комплекцию. Но ошибиться, кто есть кто, было невозможно: у купца в ушах и на пальцах красовались массивные золотые кольца, а украшением здоровяка были изогнутый меч на поясе, да кольчуга, край которой виднелся над воротом плаща.

Старик с недоумением заглянул в лоток торговца, который почему-то был пуст – купец ничего не продавал. Напротив – он сам покупал у населения всевозможные артефакты, найденные в руинах древних городов. Иногда случалось, что крестьяне, работая на земле, откапывали ценные вещи. Только в Кордосе полагалось немедленно сдать все находки государству за весьма скромное вознаграждение. А здесь, выходит, этим занимаются все, кто пожелает. Вот и этот купец, путешествуя по стране, останавливается на денек в каждом городе и скупает все, что ему принесут. Так что недалека от истины оказалась легенда Толлеуса о том, будто бы он приобрел начинку для своего жилета на олитонском рынке.

Древние амулеты представляют интерес только для искусников. А это значит, предприимчивый купец продает все прямиком в Кордос.

К несчастью, денег у Толлеуса совсем чуть-чуть, иначе можно было бы дать двойную цену и выкупить наиболее ценные образцы. Все же он поинтересовался расценками, но на удивление получил решительное:

– Рахим вещи продать – нет! Покупать – да!

Изъяснялся чужеземец не важно. Вроде бы, язык тот же, но диалект совершенно незнакомый – смысл старик понимал с трудом. Если Толлеус ничего не перепутал, торговец Рахим ни за что не желал расставаться со своими ископаемыми безделушками, хотя, судя по ауре, искусство не практиковал. Чем он в таком случае собирался проверять подлинность находок, оставалось загадкой.

Как бы то ни было, по всему выходило, что странный путешественник скупал артефакты для себя, хотя зачем они ему, было совершенно непонятно.