черную пахитоску через длинный янтарный мундштук.

Дама с Вахрумкой любезно раскланялись, но они даже перекинуться словом не смогли из-за паровозных гудков.

Я все смотрел в хвост поезда и как наяву вспоминал пляшущий перед моим носом заряженный револьвер под аккомпанемент сладострастного женского рычания. И ее расфокусированный взгляд новорожденной. И сладкое лоно ее…

Вахрумка потянул меня за плечо.

— А?.. — вздрогнул я, отрывая свой взгляд от далеко уже ушедшего от вокзала хвоста санитарного поезда.

— Понравилась? — усмехнулся майор, кивая на ушедший поезд.

— Понравилась, — не стал я лукавить. — Кто она?

— Она… — Вахрумка покрутил в пространстве распяленными пальцами. — Красивая женщина… Светская дама… Львица… И по совместительству супруга известного тебе барона Тортфорта.

Опять мне обшлага менять, теперь на красные. Не шить же, в самом деле, новый мундир каждые четыре месяца. На кепку скрещенные пушки цеплять. Я теперь артиллерист.

И опять фотографироваться на парадный портрет, тем более что с новым званием я этого еще не сделал. Семья Оле, наверное, уже не столько гордиться будет мной, сколько надо мной же смеяться. Там в горах любят стабильность во всем. А я с места на место службы как кузнечик прыгаю.

Далековато полигон от города — двадцать километров по проселочной дороге. На автомобиле добираться — плюнуть и растереть, а вот на неторопливом стирхе? На телеге с грузом — так практически световой день ушел. Ровно столько понадобилось мне, чтобы добраться до полигона с оказией. В состоянии свежезамороженного бройлера.

Старый усталый капитан — начальник полигона, в жарко натопленном бревенчатом доме напоил меня горячим чаем, по косой пробежал глазами мои бумаги и языком поцокал:

— Савва Кобчик… Рецкий горец… Из крестьян… Деревенский кузнец… Три языка… Арифметика… Алгебра… Геометрия… Землеустроение… Черчение… Рацпредложения… Две королевские награды… Два повышения в звании… Мне офицеров качеством похуже присылали. Ладно, — подписал он отрывной лист моего направления. — Поймешь службу, Савва, сработаемся. Ничего, что я к тебе по имени?

— Что вы, господин капитан, вы же мне в отцы годитесь, — несколько смутился я.

— Это ты правильно подметил, сынок, — мелко захихикал мой новый начальник. — Гожусь.

Капитан Многан был действительно, если считать по-военному, в пенсионном возрасте. Уже за полтинник мужику. А служить он начал, как все, в двадцать один год рядовым солдатом, еще до реформы, когда солдатчину тянули четверть века. Долго проходил в унтерах и офицером стал поздно — в тридцать семь, капризом короля. Но в отставку по выслуге он не выходил принципиально, так как надеялся выслужить майора и получить дворянство. Была у него такая мечта-идея.

От этого стремления у него две семьи распалось. Это при всем при том, что в империи разводы хоть и существуют, но не поощряются ни властью, ни общественным мнением. Но торчать в полигонной глуши его избранницы не желали. Сам-то он из деревни, а вот баб себе выбирал исключительно городских, балованных…

Неудовлетворенность собственным статусом у капитана выливалась в покровительстве выходцам из крестьянского сословия и излишнем цукании по службе офицеров из дворян. Они у него мухами по полигону летали и долго тут не задерживались. Но это я уже потом узнал.

Вот и меня сюда сослали на давно освободившееся место, которое не торопились занимать карьерные офицеры.

А пока капитан вызвал местного «завхоза» — сорокалетнего фельдфебеля сверхсрочной службы Эллпе и приказал ему обмундировать нового помощника, как то на полигоне положено. И поселить в своем домике, а то для Эллпе целый коттедж на одного — слишком жирно. И отпустил нас.

Но нет худа без добра. Эллпе, окормлявший все полигонные склады, из мелкого подхалимажа выдал мне кроме нового мундира вполне приличную белую бекешу и белую овчинную шапку с козырьком типа финской. И белые бурки из толстого войлока. Теперь морозы мне были не страшны. Хотя и без больших морозов задувало на полигоне знатно. А я только-только отболел.

— Ты как к бабам относишься? — спросил меня фельдфебель, выдавая мне это овчинное богатство. — Любишь женский пол?

— Пользовать люблю, а так нет, — перефразировал я старый грузинский анекдот.

Похихикав над шуткой, Эллпе пояснил:

— Я это о том, что ко мне тут иногда женщина ночевать приходит из деревни… и вот… постирать там… подшить… сготовить…

— Если для меня подружку приведет молодую и красивую, я в претензии не буду, — выставил я встречное предложение.