Рывок вниз, и я уже не на драконе, а в руках лорда, который грубо скинул меня на кровать в знакомой пещере. Откатившись в сторону, села и спокойно посмотрела в мерцавшие сквозь прорезь маски глаза, полные злости.

– Ну как, понравилос-с-сь? – прошипел он, наклоняясь в мою сторону.

– Очень!

– Повторить?

– А можно?

– Нет!!!

– Тогда зачем предлагаешь?

– Р-ррр! – Пещеру огласил яростный рев. – Я с-с-смотрю, инс-с-солан, ты совсем с-с-страх потеряла!

А ведь и верно! Я совсем не чувствовала страха! Если раньше один вид темного эмиссара вызывал во мне нервный озноб и панику, то теперь этого не было. Я даже не поняла, когда это произошло. Может, в тот момент, когда прощалась с ним в последний раз, или сейчас, когда в приступе злости шагнула в пропасть. Или когда, сидя на спине могучего зверя, осознала, что он не причинит мне вреда и будет защищать даже от самого себя, потому что он мой хранитель. Пусть странный, непонятный, жестокий, но хранитель!

– Кирран, не злись, – пошла я на мировую. – Давай хоть раз поговорим спокойно. Я действительно устала. Поэтому прошу, не выноси мне мозг своими играми. Просто посмотри. Только предупреждаю сразу, тебе это не понравится.

Ожидая вторжения в свою память, прикрыла глаза. Сначала матрас прогнулся под тяжестью мужского тела. Затем я почувствовала сильные руки на своих плечах, которые заставили лечь на мягкие подушки.

– Покажи! – раздался холодный приказ, и я ему подчинилась, полностью раскрывая свое сознание. Он увидел все: пустошь, пробуждение, разговоры с шейганами, с вампирами, встречу с повелителем и его сыном. Впитал в себя мою боль, отчаяние, страх, растерянность, любовь к каждому из хранителей и мое отношение к нему, к Киррану. Я не стала ничего скрывать, выплескивая на темного все свои эмоции, все переживания, сомнения и свои чувства. Пусть знает и делает выводы. Судя по законам этого мира и нашей связи, мне с ним жить бок о бок не одну сотню лет, и если ничего не менять, такая жизнь действительно может стать адом. И может быть, раскрывая свою душу, я совершаю очередную глупость, но если эссин не поймет сейчас, то уже не поймет никогда.

Затянувшееся молчание начало напрягать. Открыв глаза, увидела над собой темного лорда, смотрящего на меня долгим, задумчивым взглядом.

– Что? – попытка встать, ни к чему не привела. Мужчина мгновенно прижал меня к кровати тяжестью своего тела.

– С-с-скажи, принцесса, – прошептал он, приблизив вплотную свое лицо, – а если бы там был я, ты бы попыталась меня спас-с-сти?

– Попыталась, – ответила я, отворачиваясь в сторону.

– Почему?

– Тебе этого не понять.

Жесткая рука, потянувшая за волосы, заставила повернуть голову обратно.

– Когда я с-с-спрашиваю, то хочу получить конкретный ответ на с-с-свой вопрос-с-с, – прошипел эссин, опаляя дыханием мои губы, сильнее прижимая к матрасу.

– А это и есть ответ, темный, – с грустью усмехнулась я. – Ты не спрашиваешь, ты приказываешь. Ты не умеешь отдавать, ты только берешь, и если тебе сопротивляются, получаешь это силой. А сломав, не оглядываясь, идешь дальше. Твоя дорога усеяна кровью и болью. Поэтому я тебе говорю – ты не поймешь. Так что можешь уже начинать.

– Что начинать? – Черные глаза прочертил вертикальный зрачок.

– Начинать на меня орать, воспитывать, показывать, кто в доме хозяин, говорить, какая я идиотка! Да мало ли что придет в твою голову! Ты ведь этого хочешь?

– Хочу! – Чувственные губы исказила усмешка. – Но не только этого…

А затем он меня поцеловал. Сначала мягко, осторожно, но постепенно поцелуй становился все глубже и жестче. Грубая ладонь прошлась вдоль тела, сжимая мою грудь, бедра, снова грудь. В конце эссин больно прикусил мне губу и, слизнув каплю крови, отстранился. Увидев вопрос и непонимание в моих глазах, как-то криво улыбнулся и, наклонившись к уху, прошептал:

– Такова моя сущность!

Затем резко встал и, повернувшись ко мне спиной, глухо проговорил:

– Уходи!

– Я…

– Уходи, инсолан! Мне трудно сейчас себя контролировать. Позже поговорим, я узнал, что хотел. Уходи…

А потом я просто спала и мне всю ночь снились белые крылья, уносившие меня в небесную даль …

Говорят, что утро добрым не бывает. Врут!