отступление в расколотый от чьего-то удара рог.

Славянский клин, огородившись разбитыми щитами, попятился к воде. Норманны взревели, чуя скорую победу, и удвоили натиск.

– Строй! Держать строй! – хрипел Ратияр. – Сомкнуть щиты!

Израненные воины шатались под ударами здоровяков Скегги, но рубили в ответ из последних сил. Те, кто падали, разрубленные чуть ли не пополам, ревели и выли, цепляясь пальцами в икры врагов, рвали их сухожилия остатками раскрошенных зубов. Рану в строю тут же затягивало смыкавшимися щитами, о которые разбивалась новая атака. Оттесненные дружинники уже бились по щиколотку в воде и, как ни старались, не могли отбросить наступавших скандинавов.

Отшвырнув обломки щита, Ратияр очертил секирой над головой защитный круг и бросился в гущу врагов. Восторженный вой викингов был ему ответом – ничто здесь не ценилось так, как доблесть, пусть и смертельного, противника. Тем больше славы добудет тот, кто убьет великого храбреца.

У головы Ратияра просвистел топор, отмахнув на лету кусок правого уха, в бедро ткнулась сулица. Хозяин крепости рухнул в воду и, оскалившись, пополз вперед на брюхе, против воли глотая воду со стальным привкусом.

Новый рев со стороны северян – на этот раз в нем боль и бессильная ярость. Уходящим вместе с кровью сознанием Ратияр поймал свист стрел во вражеском тылу, вопли и глухие удары падавших тел. Он улыбнулся и ткнулся лицом в донный песок, пуская красные пузыри. Чьи-то руки подхватили его, поволокли куда-то…

– Очнись! – Ратияр открыл глаза, с трудом различая перед собой расплывающееся лицо Лихого. – Мы победили!

– Скегги… – выдавил Ратияр.

– Он ранен.

Ратияр опустил глаза и увидел свое перетянутое льняными тряпками тело. На руках и бедре набухали багровые пятна.

– Кто… перевязал…

Упырь пожал плечами:

– Она сама это… тайком приплыла… Недосмотрел…

– Ратияр!

Бледную, с обритой головой Мирославу он узнал не сразу. Улыбнулся, осторожно пожал маленькую ладонь:

– Я должен увидеться со Скегги…

Серый рассвет смотрел на вытоптанную поляну, где повсюду лежали утыканные стрелами трупы. Некоторые костры еще дымили. Утренний иней серебрился рядом с крупными лепестками золы. В центре молчаливого круга воинов сидел связанный Скегги Кожаный Плащ. Один его глаз на черном от засохшей крови лице заплыл, но второй смотрел, как всегда, насмешливо и дерзко. Рядом вжимали в плечи растрепанные головы пятеро уцелевших норманнов.

Ратияр, опираясь на руку старого дружинника, вошел в круг:

– Как тебе мое угощение, Скегги?

Тот хрипло рассмеялся:

– Многим оказалось не по зубам. Не пойму лишь, откуда взялась последняя закуска.

– Чудские лучники. Вышли вам в тыл из землянок. Убежища их я давно к твоему приходу приготовил. А женщины остригли волосы, чтобы скрыть нас на лодках. Я обещал, что из-под земли тебя достану. Так и вышло.

– Это не то золото, на которое я рассчитывал, – сказал Скегги.

– Мое золото – твоя кровь, – сказал Ратияр.

– Угощение славное, – усмехнулся морской конунг. – А теперь сдержи еще одно свое обещание и бейся со мной, если считаешь себя достойным носить оружие.

Хозяин крепости рассмеялся, не отрывая ледяного взгляда от глаз викинга:

– Неужели ты, пес вне закона, решил, что я, сын Ратмира из рода Железных Волков, окажу тебе такую честь? Ты никогда не сядешь с моими отцом и дядей за один стол в чертогах Одина.

Ратияр устало махнул рукой. Двое воинов вкатили в круг за спиной скандинава большую бочку, где тяжело плескалась брага, и вышибли дубовую крышку.

– Что это лопнуло с таким треском? – спросил Скегги.

– Это лопнуло твое дело на моей земле, пес, – ответил Ратияр.

Скегги продолжал усмехаться, но толстые жилы на больших руках норманна вздулись от тщетной попытки порвать ремни на запястьях.

– Помню я, ты хотел хлебнуть пива после нашей встречи, – сказал Ратияр.

Норманн громко сглотнул, дернув щетинистым кадыком.

– Так хлебни, – сказал сын Ратмира.