сейфов, тусклый свет с потолка да угрюмая тетка, развешивающая на стене рыболовную сеть с ценником. Из посетителей я и плюгавый мужичок в потертой рыбацкой куртке, изучающий блесны под стеклом витрины.

– Мне шомпол, – сказал я, снимая наушники, и, вспоминая наказ друга, зачем-то пояснил: – Для гладкоствольного «ИЖа».

Мужик улыбнулся, отошел, вернулся с двумя средствами очистки стволов, показал их:

– Деревяшка с зажимом на конце под ветошь или губку, дешевка. А этот шомпол алюминиевый, разборный, со специальным оголовком. Дороже, но эффективнее и удобнее. Какой возьмешь, парень?

– Деревяшки хватит, – ответил я, следуя наказу Дизеля, такого же бедного студента. – Сколько?

Расплатился, получил в руки шомпол, зачем-то помахал им, словно рапирой, чем вызвал ехидную гримасу у продавца.

– Что-то еще?

– Патронов две пачки, двенадцатый, тройку.

– Итальянские, бельгийские, немецкие или… – мужик опять скривился, поняв, что студенту предлагать дорогие даже не стоит… – отечественные, по восемнадцать рэ штука.

– Пойдет. Только не старье. Там срок годности имеется?

– Парень, ты колбасу, что ли, покупаешь? Какой срок годности? Они хранятся сто лет.

– Ага. Знаем. Только все же мне свежие дайте.

– Х-хосподи!

Оплатил, принял через окошко между чугунными витиеватыми прутьями решетки две коробки, приятно оттягивающие ладони вниз.

– Все?

– Да. Скажите, вон та «Сайга» сколько стоит у вас? – я показал на плод своих воображений и мечты, десятизарядный нарезной «ствол», любимую штуку геймера Купола. То бишь меня.

– Слышь, студент, она явно не по твоему карману! – скривился в нехорошей ухмылке толстяк.

– А я не про это спрашиваю, может быть, я через год разбогатею и куплю ее. Или через месяц банк ограблю. Или сейчас витрины вынесу и заберу сам. А?

– Че?

– Хрен, во че! Ты, мужик, следи за базаром и к покупателям относись как к равным.

– Чего-о-о?!

Продавец аж посинел, нахмурил лоб и стал похож на ту псевдоплоть, каких я гасил в игре пачками. Противных злостных хряков-мутантов. Его негодованию неизвестно бы когда наступил конец, но я, тоже хорош, непристойным жестом послал его далеко и направился к выходу. Вслед понеслись гадкие слова и угрозы, но я уже покинул подвал и, миновав две железные двери и бетонные ступени, очутился на свежем воздухе. И здесь-то понял, что зря дерзил продавцу и напрасно ушел из магазина…

Какой-то невообразимый кавардак творился на улице. Вокруг бегали люди, да так быстро, часто падая и крича, что явно не походило на «Веселые старты» или день массовых гуляний. Сначала показалось, что идут съемки художественного фильма, причем военной драмы: стрельба, суетящаяся массовка, дым от пожара двух машин на дороге, лежащие тела, мелькающие там и сям люди в странных одеяниях и с оружием в руках. В некоторых из них я угадал фашистов в только им присущем обмундировании и со «шмайссерами» наперевес, которые на самом деле и не автоматы Шмайссера, а типичные МП-38/40. Они сновали взад и вперед, иногда паля по массовке из винтовок и автоматов, что-то орали на своем картавом наречии, хватали за волосы женщин, расстреливали мужчин, прикладами прочь прогоняли детей. Но пару раз я заметил каких-то варваров, разодетых в шкуры и меха, обтянутых ремнями и обвешанных старинными доспехами. Эти тараторили на своем диалекте и гоняли публику кривыми саблями и пиками.

– Что за… – Я стоял обалдевший от увиденной сцены несуразного кино, разглядывая картины вакханалий и разрухи. Щемящее чувство тревоги стало нарастать из глубин организма, все больше овладевая телом и душой. Рука, державшая пакет с покупками, отчего-то задрожала, взгляд медленно охватывал поле сражения, а мозг уже начал посылать колкие импульсы «Беги! Беги! Спасайся!».

Я еще ничего не осознавал даже тогда, когда увидел ту парочку водителей, устроивших разборки десять минут назад, а теперь валявшихся в лужах крови. Не понял и актера в форме эсэсовца, застрелившего из пистолета собачку на привязи, отчего бедняжка заскулила и издохла как натуральная…

«Как натуральная!» Эта мысль осенила меня и взорвала мозг. «Собаки не умеют играть так, как человек. Она умерла правдоподобно… по- настоящему… Так это что значит?.. Вот же, мляха-муха!»

А дальнейшие события уже подтвердили страшные догадки в воспаленном мозгу. Удар кривой сабли раскроил седую черепушку бабушки-одуванчика на скамейке – во все стороны брызнула кровь, истошный крик утонул в яростном вопле кочевника, разодетого в кольчугу поверх меховой куртки. Его зловещая физиономия с раскосыми глазами приняла довольное выражение, он стал искать взглядом ребенка, бросившего мороженое и нырнувшего в декоративные кусты. А уж свалившийся сверху гастарбайтер, недавно мывший окно, завершил ужасную сцену и окончательно внес коррективы в мои