неожиданного появления чужаков помогал «Ягуар», еще реже был действенен травматический пистолет. Рука стала набиваться, глаз выцеливать противника быстро и точно, интуиция и знание города подсказывать, где лучше спрятаться, куда идти, в каком месте враг. И я понял, что один в поле – тоже воин. Что человек сам себе и спаситель, и воин, и гомо сапиенс. Нет мозгов – ты мертв. Нет оружия – найди, не нашел – ты мертв! А еще ноги. Не нужно быть спортсменом в квадрате, чтобы вовремя смотаться от вездесущего врага или, наоборот, догнать его. Все в шаговой доступности, все в твоих силах. Иди и бери. Иди и бей!
А палец жал и жал на спусковой крючок. Список заслуг пополнялся новыми и новыми победами. А врага становилось все меньше и меньше. Но еще так много на родной земле, в родном городе.
Постепенно постоянные прятки и маскировки, рваный бег во избежание попадания стрелы или пули, поиск еды и воды, обострение чутья – все это стало вырабатывать во мне опыт ведения городской войны, навыки выживания. А еще позитив от победных стычек с врагами. Счет убитых мною пошел на третий десяток, дыхание выравнивалось, страх уходил, появлялись зачатки лидера и бойца. Я сам ощущал, что меняюсь духовно, оружие в руках, разящее врага, придает сил и уверенности. И я незаметно для себя становился охотником и воином. Взгляд искал врага, чтобы прицелиться и быстрее нажать спусковой крючок, чтобы одним гадом стало на этой земле меньше.
В тот день, когда явились попаданцы, я удачно добрался до родного дома, побывал в квартире. Мама, слава богу, оказалась дома, чему оба мы неслыханно обрадовались. Я наспех рассказал ей о творящемся в городе беспределе, о войне, развязанной пришельцами из прошлого, о своих приключениях. Да, мне хотелось кому-то высказаться, похвастать своими успехами и подвигами. Первым слушателем оказалась мама. Конечно же, она меня похвалила, сграбастала в объятия, трепала по голове, приговаривая: «Воин ты мой, весь в отца! Настоящий мужчина. Но больше я тебя не отпущу никуда, не хочу потерять».
– Мам, ты о чем? Мне Родину спасать нужно. Мне город наш освобождать от врага ненавистного. Друзей и подружек найти, вызволить из ада этого. Какие посиделки дома?! Провианта нет. Добыть нужно на неделю минимум. Там и войска подоспеют. Армия придет, наведет шороху этим гадам.
Я тогда еще верил, что непобедимая и несокрушимая российская армия быстренько прихлопнет всю эту нечисть, выметет грязь с улиц Энска. Как я ошибался…
– Мам, я все равно уйду! И ты меня не удержишь. Все, я сказал. Для начала продуктов и воды раздобуду. Тихо, мам, не обсуждается. Сообрази мне перекусить, я помоюсь и в путь. Точнее, в рейд.
Вскоре я уже крадучись выбирался из подъезда своей девятины, внимательно оглядывая округу. Мать, пускающая слезы и шепчущая молитвы, закрылась на все замки. И ее расстройство можно было понять.
Мимо меня, скуля, проковыляла собака на трех лапах, четвертая, красная от крови, висела соплей. Видать, и животному досталось от иноземных варваров. В конце двора визжала женщина. Не от насильника, а звала ребенка. Искала, металась, падала. И все звала и звала какого-то Диму. Сколько лет было этому Диме, неизвестно, но истерика женщины резала мои уши и сердце. Слушать это было невыносимо мучительно.
Помогать каждой встречной и поперечной я еще не был готов. Время утекало, вечер наседал сумерками. С одной стороны, предстоящая темнота автоматически становилась прекрасной маскировкой, с другой… Все равно я страшился некоторых вещей, из-за любого угла могли прилететь стрела или пуля, обрушиться булава или меч. Расслабляться никак нельзя. Ни на минуту. СКС в руках успокаивал лучше домашней кроватки и десятка стен, слух обострился, глаза стали оптическими прицелами. Все тело напружинилось, желваки играли, а руки твердо сжимали оружие.
Патруль фашистов я заметил первым. В смысле, раньше, чем он меня. Унтер-офицер с автоматом, а с ним двое солдат с винтовками типа «маузер». Причем один выполнял роль рефрижератора – сам толстый, как боров, жует за обе щеки что-то нахапанное в местном магазинчике, через плечо держит баул с награбленным добром. У всех немцев вороты чуть не до пупа расстегнуты, пилотки набекрень, рукава закатаны, сапоги приспущены. Этакие дембеля из вермахта, мать их за ногу!
Ну, я и не выдержал. А ведь мог и пропустить мимо. Сам не понял – то ли автомат понравился, всю жизнь мечтал о таком, читая книги про ВОВ, любя фильмы про ту войну, то ли гадов этих не мог пропустить в наш двор. Или и то, и другое сработало. Короче, прицелился и, затаив дыхание, как в тире, нажал спусковой. Еще и еще.
Унтер еще корчился в агонии, а толстяка вообще ранило в бедро. Но добивать их я не стал. Не знаю. Не мог или не хотел. Много позже я научусь это делать, а сейчас ножки подкашивались, да икота напала. Все же после двух десятков убитых врагов видеть смертельные конвульсии и слышать душераздирающие вопли попаданцев я еще не привык.
Поэтому быстро так обобрал троицу фрицев, согнулся под тяжестью оружия и боекомплектов. Застыв, минуту пялился в открытые стеклянные глаза солдата с простреленной головой, затем опомнился, плюнул в его мертвый оскал и побрел прочь. Позади еще долго стонал толстяк, пока его не услышали дикие кочевники, околачивающиеся недалеко. Больно подумать, что они устроили с ранеными гитлеровцами.
Одновременно таскать охапку стволов и при этом искать продукты для матери выглядело задачей сложной и глупой. Поэтому я припрятал между гаражами половину боекомплекта, СКС и ВПО-123, а с МП-38/40 и «Ягуаром» двинул к ближайшему мини-маркету. В дальнейшем пара этих стволов оказалась наиболее выгодным и удобным оружием в рейдах, а винтовки пришлось подарить друзьям.
