разведки командование сильно сомневается.

– Ну что же, с учетом того, что германцы гоняют наших летунов в хвост и в гриву, вполне разумно. До парков им никак не дотянуться. Опять же только с воздуха. Однако и от расположения батарей толку будет не столь уж много. Без четкой корректировки батарею не накрыть. А у нас связь курам, простите, голубям на смех. Словом, пустое это занятие. И неоправданный риск.

– То есть предлагаете игнорировать приказы командования?

– Сильвестр Петрович, вы хоть немного понимаете в артиллерийском деле?

– Кое-что смыслю.

– Ну тогда ответьте мне, какой прок от обстрела вражеской батареи десятком снарядов, пусть и шестидюймовых? Нет, если все снаряды положить точно в цель, то толк, конечно же, появится. Но без четкой корректировки это будет стрельба в ту степь. Я предлагал корректировать огонь артиллерии посредством авиации. Однако эта корректировка предусматривала пристрелку, а потом уже накрытие массированным огнем. А в нашем штабе решили принять половинчатое решение. То есть они хотят воспользоваться моим предложением с разделением карты на квадраты, а потом наводить по улитке. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, я в курсе вашего предложения по корректировке артиллерийского огня.

– Тогда должны понимать и то, что квадрат пятьдесят на пятьдесят сажен – это достаточно большая площадь для размещения одной батареи – и уж тем более для того, чтобы эту батарею накрыть огнем. Уж лучше пусть они эти снаряды бросят на наступающие цепи.

– Хм. Конкретные предложения есть?

– Предложения? Предложений нет. Есть конкретный план, согласно которому мы и будем действовать. А умники из штаба пусть идут лесом и не мешают нам. Во всяком случае, я гарантирую, что толку от этого будет намного больше.

– И с чего начнем?

– На данный момент все, что могли, мы уже сделали. Поднимать ненужную шумиху – последнее дело. Поэтому выдвигаемся, – Шестаков раскрыл карту и показал на точку, – вот здесь устраиваем базовый лагерь и схрон. У нас уже набирается порядка десяти пудов взрывчатки да и остальное снаряжение. Пупок развяжется все это таскать на себе. А здесь нормально получится. Удастся перерезать железную дорогу, и в радиусе тридцати верст мы германцам всю обедню испортим. Только я сомневаюсь, что Макензен начнет переброску войск. Уж больно у него все основательно готовится, и это, несмотря на явную спешку.

– И что тогда? Ну, если он не станет заниматься переброской войск и сосредоточит свои усилия в районе Горлицы?

– А тогда, господин поручик, вы и господа из нашего штаба наконец узнаете, на что способно разведывательно-диверсионное подразделение.

– Ну, я уже видел нечто подобное.

– Вы о той батарее?

– Именно?

– Впечатляет, правда?

– Не скрою. Впечатление неизгладимое.

– Во-от. А теперь представьте, что это только цветочки.

– И что же вы намерены делать в этом базовом лагере?

– Как что? Дурака валять и набираться сил, – пожав плечами, беззаботно ответил прапорщик.

– И как долго? – не поддержав его веселья, поинтересовался поручик.

– А пока Макензен не начнет.

– И все же приказ командования звучит весьма однозначно.

– Кому отдан приказ?

– То есть?

– Приказ отдан мне или вам?

– Приказ отдан группе.

– Кто командует группой?

– Послушайте, Иван Викентьевич, мне бы очень не хотелось отстранять вас от командования.

– Сильвестр Петрович, как на духу. Несмотря на то что я из бывших революционеров, а вы из жандармов, вы мне симпатичны и даже нравитесь. Но прошу вас, не перегибайте палку. Здесь может быть только один командир, и, как вы сами заметили, это не вы. Значит, и ответ держать не вам, а мне. Отстранять же меня от командования… Не советую. Хотя бы потому, что я вам этого не позволю. Даже если мне придется пойти на крайние меры.

– Даже так?

– Я очень не хочу портить отношения с контрразведкой, потому что не имею желания заниматься выяснением отношений, вместо того чтобы воевать с врагом. Но и на поводу у тех, кто понятия не имеет, что такое диверсионная война, я не пойду.