добровольцев. Каждый час промедления грозил серьезными осложнениями.

Конечно, Стрешников со своими соратниками совершил практически невозможное, сумев сбить в единое целое почти триста тысяч человек. И тем не менее если для такого деяния трое суток ничтожно малый срок, то для переброски германских дивизий вполне достаточный. Уж кто-кто, а немцы уже не раз демонстрировали, насколько успешно могут маневрировать крупными соединениями. Взять хотя бы переброску Одиннадцатой армии с западного театра военных действий на Восточный фронт и организацию удара менее чем в двухнедельный срок…

– Господин старший лейтенант, предъявите документы.

– Пожалуйста. – Шестаков протянул часовому предписание и офицерскую книжку, после чего посмотрел на сопровождавших его двух лейтенантов.

Потом взгляд скользнул по автомобилям, вставшим на обочину, напротив здания, отведенного под штаб бригады. Солдаты дисциплинированно сидят в кузовах, тихо переговариваясь между собой. Ну что, же до поры до времени вполне подходящая мирная картина. Штаб охраняет только один комендантский взвод. Сил у партизан более чем достаточно.

– Все в порядке, – возвращая офицеру документы, произнес часовой.

– Кабинет командира бригады на втором этаже?

– Так точно. Прямо по лестнице и направо, последняя дверь слева.

– Спасибо, солдат.

Искомая дверь нашлась довольно скоро. Здесь наблюдалось настоящее броуновское движение. Одни офицеры входили в приемную, другие выходили. И все спешили. Еще бы. Русские уже произвели две атаки на позиции бригады. Даже попытались предпринять обходной маневр. Но пока все их атаки были отбиты. И похоже, если к ним не подойдет подкрепление, у них ничего не получится. Или же они будут вынуждены решиться на глубокий обходной маневр. А это – время.

Однако русские войска Юго-Западного фронта довольно успешно развивали наступление и уже захватили узловую станцию Кашау с большим количеством подвижного состава и армейскими складами, располагавшимися там. А это всего лишь порядка восьмидесяти километров от Мишкольца. Если восставшие пленные захватят город и станцию, то практически рассекут силы австро-венгерской армии надвое и почти замкнут кольцо вокруг трех армий…

В приемной находилось четверо офицеров. Впрочем, они не сидели на стульях вдоль стенки, а ожидали своей очереди, стоя. И надо заметить, очередь продвигалась довольно быстро. Командир бригады работал, как метроном, решая вопросы весьма решительно. Его приглушенный басок слышался из-за двери беспрестанно. Как видно, он успевал принимать доклады от входящих, отвечать им и тут же отдавать приказы по телефону. Потому что рядом со взмыленным адъютантом суетился телефонист, перед которым находилось сразу четыре аппарата.

Ну что же, это они удачно зашли. Шестаков не ошибся, все нити обороны города были сведены в одно место, единый центр, штаб бригады. А нескончаемый поток офицеров говорил о том, что генерал привык все взваливать на свои плечи и тащить на себе, как ломовая лошадь.

Командир бригады напомнил Шестакову генерала Ломновского, бывшего начальника штаба Восьмой армии, выступившего в роли крестного отца разведывательного отряда подпоручика. Генерал тоже имел свойство взваливать на себя целый ворох проблем. Впрочем, на счастье Шестакова. Не будь Ломновского, и кто его знает, когда бы удалось привлечь внимание к своей скромной персоне.

Шестаков многозначительно посмотрел на Ильина, и тот, правильно поняв, вставил в дверную ручку принесенную с собой трость. А что такого, молодой и много о себе думающий барончик. Зато теперь дверь заблокирована, что, впрочем, пока еще не было замечено присутствующими. Кроме того, у каждого из спутников Шестакова в руке был портфель. Подпоручик не смог придумать ничего более правдоподобного, чтобы пронести в штаб «наганы» с глушителями.

Адъютант, по долгу службы обративший внимание на вошедших офицеров, еще успел удивиться. Но предпринять уже ничего не смог. Именно в этот момент раздался первый хлопок выстрела, отправивший горячий кусок свинца точно ему в грудь. Потом еще несколько тихих хлопков, и в приемной все было кончено. Никто и ничего не успел предпринять. Даже вскрикнуть никому не удалось. Ну, прямо как на тренировке.

Вот только это была не тренировка, а жизнь и смерть. Дверь в кабинет генерала, находившаяся справа от Шестакова, внезапно распахнулась. На подпоручика тут же уставился ошалелый, ничего не понимающий взгляд какого-то майора. Реакция Шестакова была мгновенной, рука с револьвером взметнулась на уровень груди австрияка, и палец нажал на спусковой крючок. Хлопок, и офицер заваливается на спину, как-то по-киношному поворачиваясь вокруг своей оси.

– Не двигаться! Руки вверх! Руки, я сказал!

Шестаков повел стволом в сторону генерала, стоявшего сбоку от большого рабочего стола. Скорее всего начальник штаба. И похоже, не робкого десятка. Попытался выхватить пистолет. Вот только это никак не входило в планы партизан. Комбриг им нужен был живым, начальник штаба тоже числился в приоритетах. Ну а то кто же еще организует капитуляцию бригады по всем правилам?

Хватит, и без того народу покрошили. А то ведь русские витязи, они того… Только из плена. Причем в основной массе не по своей воле снова за оружие взялись. Отчего-то Шестакова не покидало ощущение, что бо?льшая часть воинства только и ждет удобного случая, чтобы поднять ручки и опять вернуться на казенные лагерные хлеба. Вот только зря они это. После такого пассажа отношение к пленным явно изменится, да и порядок их содержания – тоже.