воскликнул, явно копируя кого-то из древних героев:
– Ты – бешеный зверь! Тебе не место среди людей!
Увы, реальная жизнь зачастую имеет мало общего с героическими сказаниями!
Вжикнул выхваченный из ножен меч и погрузился в живот паренька. Он дико заорал и упал, пытаясь удержать ползущие из разреза кишки.
– Не тебе на меня тявкать, щенок!
Маркграф стряхнул с меча капли крови и убрал его в ножны. Забрался в седло.
– Поехали, – махнул он рукой своей свите.
– Сэр!..
Альгерд обернулся. Окликнувший его солдат указал на болтающихся на веревках и осыпающих всех ругательствами повешенных и спросил:
– Что с ними делать, сэр?
Маркграф на мгновение задумался, но он уже пресытился кровью, поэтому ответил:
– Пускай висят, пока сами не сдохнут.
– Ну, этим-то двоим недолго осталось, – ука зал солдат на двоих тяжелораненых орков. – А вот остальные могут и до вечера дотянуть. А то и вовсе до утра.
– Вот и пускай висят.
– Дак, господин, коли их без присмотра оставить – вдруг их снимет кто.
В словах солдата был резон, и после недолгих колебаний маркграф отдал приказ:
– Риз!..
– Да, мой сеньор, – с поклоном выехал из строя один из его оруженосцев.
– Возьмешь пару солдат и останешься до тех пор, пока они не сдохнут.
Оруженосцу не слишком хотелось приглядывать за полудохлыми висельниками, но перечить господину он не стал.
– Слушаюсь, мой сеньор.
Маркграф уточнил:
– Пока сами не сдохнут.
Риз, который подумывал добить приговоренных, помрачнел:
– Как вам будет угодно.
– Вот именно, – подтвердил Турон. – Будет так, как мне угодно.
Он развернул коня и бросил его в галоп. Следом припустила его свита.
Риз проводил их взглядом, отобрал двоих солдат и принялся насвистывать мелодию, неимоверно фальшивя. Остальные солдаты подняли нугарцев и, впихнув их в строй к остальным пленникам, погнали следом за ускакавшими всадниками. За ними, свернув походный лагерь, последовали остальные туронские воины. На месте временного лагеря остались трупы казненных, шестерка еще живых повешенных и тройка туронских наблюдателей.
Глава 9
Глеб преодолел последние метры и, выбравшись из расползающегося под ногами месива, растянулся на твердой земле. Следом за ним выбрался Грох. Тяжеловесному орку пришлось хуже всего: мало того что он весил больше других, так еще и, как самый сильный, тащил на себе Тханга чаще всех остальных. И теперь был покрыт грязью и тиной с ног до головы.
Вчера, опасаясь выходить на дорогу, они решили обогнуть крупный город Кентер стороной и, ведомые Нантом, решили срезать путь через болото. Вернее, вначале они дружно отклонили предложение сержанта, Грох даже заявил, что лучше славно погибнуть в бою, чем позорно захлебнуться в трясине, но Нант стоял на своем, утверждая, что знает безопасную тропу. Он действительно провел их через топь без потерь. Но что это был за путь! По колено, по пояс, а то и по горло в грязи, наглотавшись болотной жижи, с трудом вытягивая из засасывающей трясины ноги, надышавшись тошнотворными испарениями, спотыкаясь и падая, они весь день тащились по болоту. Еще и Тханга несли!
Ночевать пришлось на маленьком островке посреди болота. К утру все продрогли настолько, что зуб на зуб не попадал, и, чтоб разогреть застывшую кровь, пришлось устраивать шаманские пляски. Только без костра – топлива даже для самого маленького костерка на островке не нашлось. Разогревшись до того, что от влажной одежды пошел пар, путники наскоро перекусили остатками имеющейся еды, с трудом дожевав холодное, безвкусное, напоминающее резину мясо подстреленной Нантом накануне какой-то птицы, напоили беспамятного Тханга последними глотками бульона и продолжили путь. Нант, чтоб приободрить товарищей, заявил, что до края болота недолго осталось, каких-то пару часов хорошего хода.
И вот, уложившись в меньший временной отрезок – настолько им не терпелось выбраться, наконец, из осточертевших болот! – они распластались на твердой земле.
– Нант… – прохрипел Сувор, глядя в небо.
– А?
