элиты.
Волков пояснил, что кабаки его не интересуют, и при большом желании он мог бы достать выпивку и во дворце. Орк замялся, смущенно отводя глаза, но после недолгих колебаний – дружба все же победила! – повел Глеба за собой. Следующим объектом «культурных достопримечательностей столицы» оказался бордель!
После недолгих колебаний Глеб, будучи и раньше не сторонником «любви за деньги», все же решил воздержаться от посещения подобных заведений. Хотя бы до того момента, пока долгое половое воздержание не подопрет его окончательно. Если он, конечно, к тому времени не найдет другой возможности растратить излишки сексуальной энергии.
Выяснив, что опять промахнулся, орк пробурчал:
– На тебя не угодишь! – и предложил Глебу выби рать дальнейший маршрут самостоятельно.
Волков город не знал совершенно, поэтому они изрядно поплутали по улицам. Прошлявшись по Амели около трех часов, они побывали и в богатых кварталах, и в бедных. Глеб еще в первую свою прогулку по столице отметил ее опрятность и теперь собственными глазами убедился, что это не показуха, и даже в бедных районах царит удивительная чистота. Удивительная не только для города, находившегося на уровне развития, сравнимого со средневековым, но и достойная для подражания современным земным городам. Поделился своими наблюдениями с приятелем, тот – удивился:
– А как иначе-то? Кому охота в грязи жить? Дворники свою работу хорошо выполняют, каждое утро. Опять же стража за порядком следит. Жители тоже в своем районе приглядывают.
– А коли упьется кто в хлам? Приспичит ему облегчиться или проблеваться, тогда как?
– Бывает. Только в каждом кабаке уборная имеется. И септики на каждой улице. Попробуй только где не надо пристроиться! Бока намнут и страже сдадут.
А те поутру штраф вкатят.
Глеб поразился ответственности местных жителей – вот с кого пример надо брать! – с грустью сравнив их со своими соотечественниками, которым все параллельно и перпендикулярно. Не только улицы в грязи, но и подъезды многих домов засраны донельзя. И всем плевать! И жителям, и госслужащим.
Выйдя на какую-то площадь, Глеб заметил в центре нее небольшую – чуть выше человеческого роста – бронзовую статую мощного обнаженного атлета с гипертрофированными мышцами и махнул в ее сторону рукой, заявив:
– Вот достопримечательность!
Тханг обошел металлического атлета по кругу и ткнул статуе в район паха, презрительно высказавшись:
– То же мне – достопримечательность. У меня и то больше!
Глеб заржал, впервые столкнувшись с такой оценкой произведения искусства. Орк обиделся:
– Чего ржешь?! Я правду сказал. Какая же это достопримечательность? С таким достоинством и на примечательность-то не тянет!
Глеб заржал еще громче. Отсмеявшись, он утер выступившие слезы и сказал:
– Пошли отсюда! На нас уже прохожие оглядываются.
– На тебя, – поправил его Тханг и ехидно добавил: – Ржешь как конь, вот и оглядываются.
Свернув на ближайшую улицу, приятели были вынуждены прижаться к забору, пропуская внушительную кавалькаду угрюмых пропыленных всадников в полной боевой справе и длинную вереницу угловатых телег, покрытых тентом. Грубая ткань, напоминающая брезент, на одной из последних повозок сбилась на бок, и Глеб понял – то, что он принял первоначально за каркас фургона, на самом деле им не является. На телегах стояли решетчатые клетки. В клетках сидели заключенные, кутавшиеся в грязные рваные плащи. Позвякивали железные кандалы. Орк злобно плюнул прямо под копыта ближайшего всадника. Тот выругался и положил ладонь на рукоять меча. Тханг повторил его движение и, задрав голову вверх, с вызовом взглянул ему в глаза. Заметив, что еще двое всадников повернулись в их сторону, Глеб положил руку приятелю на плечо и потянул его назад. Рах дернул плечом, но Волков только сильнее сжал хватку. Спросил, показав на телеги:
– Кто там?
– Рабы.
Глеб удивился:
– А разве в герцогстве существует рабство?
– Нет. В герцогстве – нет. Зато в некоторых сосед них странах – есть.
– Тогда что они здесь забыли?
– Можно провозить. Можно продавать, – отрывисто пояснил орк и криво усмехнулся: – Запрет на продажу распространяется только на фароссцев. – При знался: – Меня ведь тоже когда-то вот так привезли.
– Ты раб?!
– Нет. Уже нет. Воин не может быть рабом, а раб – воином. Когда мне дали оружие – я перестал быть рабом.
– Плевать, кем ты был раньше, – проникновено сказал Глеб, глядя ему в глаза. – Главное – ты мой друг.