Алексея природа наделила в полной мере, мальчишка уперся. Ему хотелось, чтобы его уважали, и он намерен был этого добиваться всеми способами.
И упорно учился вместе со всеми, хотя и чуть поодаль. Так же, как и остальные, держал тяжелые палки в вытянутых руках, развивая мышцы, так же отжимался, так же лазил по канату и так же чистил лошадь. И получал от этого искреннее удовольствие.
Запретить-то было некому.
Учителя слушались царевну Анну, воспитатели царевича качали неодобрительно головами, но будучи мужчинами умными, ничего не запрещали, только поддерживали. Понимали, что положение безвыходное. Царю накляузничаешь – царевич обидится, да так лихо, что ласточкой со двора полетишь. Даже если и не сразу – злопамятность также романовское фамильное качество. А вот если ему потакать – глядишь, наиграется да забудет обо всем, как о старых солдатиках.
Ан нет, интерес царевича все больше разгорался. Ему интересно было его маленькое хозяйство, где можно было строить не в учебной комнате, а на приволье, где все было настоящим и серьезным. Так ребенка привлекает не яркий детский доспех, а взрослая сабля, уже попробовавшая крови, – и оттянуть Алексея от его занятий за уши нельзя было. Оставалось только мириться до поры до времени. Если б хоть Алексей Михайлович не одобрял, но его-то увлечение сына как раз порадовало, и о воинских упражнениях он читал с умиленной улыбкой.
Сейчас же царевич ездил в деревню – договориться и кое-чего прикупить. Софья настояла. Точнее, с хитрой улыбкой подкинула идею, что ежели не знать, что сколько стоит, воровать обязательно будут, и вот это еще нужно, и то, и другое – что ж, все на казначея скидывать? Сам съездил бы, развеялся, Ванечку с собой взял, на людей посмотрел, себя показал… А там, глядишь, и понравится?
И ведь понравилось.
Сейчас Алексей возвращался обратно – договаривался со старшим на селе, чтобы купить холстины и из нее сразу в деревне рубах с портами пошить. Да, не царевичево это дело, но Софья планировала постепенно подключить на этот пост Ваньку Морозова. Если воровать не будет, то лучше никого и не найти. А пока пусть посмотрит, что да как…
И застал у ворот такие радости жизни.
Механизм включился сразу.
Алексей отлично осознавал происходящее и сильно удивлялся себе. Раньше ему и в голову бы не пришло повысить голос на боярина, но сейчас он не раздумывая дернул Фрола за рукав, а тот уже рявкнул во всю мощь легких.
Рука сама потянулась к плети. Именно в этот момент и начал в мальчишке просыпаться царевич. Раньше-то повода не было, он и так знал, что все по его будет, и гнев его был скорее детским, повалиться на пол – и кричать, пока игрушку не дадут. Он ведь ни за кого не отвечал, от него никто не зависел, а сейчас…
Боярин чуть осадил назад. Одно дело – с казаками лаяться, другое – с царевичем. Но дурная кровь требовала выхода.
– Государь-царевич…
– Я хочу знать, что здесь происходит, – процедил Алексей тоном, которого никак нельзя было ждать от семилетнего мальчишки. Но…
Исподволь, изо дня в день рядом с ним была Софья. Рассказывала сказки, играла, учила… и в нужный момент заложенное вышло наружу. Как рефлекс, сработавший быстрее разума.
Боярин натолкнулся, как на саблю, на взгляд холодных синих глаз. За царевичем поигрывали плетками казаки, а они одним ударом могли покалечить… и тоже выглядели недружелюбными. Растерянным и испуганным был только Ванечка, но от него-то ничего и не зависело.
Алексей ждал, насмешливо разглядывая боярина. Не суетясь, не повторяя вопрос – он в своем праве. Это – его холоп.
И Григорий Иванович сдался. Одно дело – собачиться с казаками, другое – с царевичем. Тут и царь не заступится.
– Государь-царевич, меня батюшка твой послал…
– Моим людям угрожать?
Голос мальчика был спокоен, интонация почти ровной. Ни ярости, ни злости. Только легкий интерес – и это было похуже крика. Но Григорий Иванович пока не осознавал всей опасности. А меж тем Алексей действительно разозлился. Кровь…
– Не угрожал я, государь-царевич. Холопы твои пропускать меня отказывались…
– А почему они должны были мой приказ нарушать? Это моя воля – никого на территорию школы не пропускать. Ты, боярин, решил ее оспорить?
Вот тут Ртищев и рухнул в ловушку со всего размаха.
– Не спорил я, государь-царевич…
– Иван?
Алексей – опять-таки с подачи сестры – старался запомнить всех своих людей по именам. Сначала – по подсказке, потом уже осознанно, понимая, что это дает блестящие результаты. Понимая, что они известны самому царевичу, люди поневоле начинали вести себя иначе. Одно дело, когда ты один из