смерти. Мелькали лезвия, наносились сокрушительные удары, они бросали друг друга, пытались выломать конечности…

Я неоднократно хотел вмешаться, но каждый раз маркитант останавливал меня, горячо убеждая, что Сержант потом мне этого не простит.

Тела кио гудели, как чугунные колокола. Они обрушивались друг на друга с яростью и силой молотобойцев, пытались пробить танталовые скелеты друг друга. Сержанту удалось сломать одно из лезвий Девяносто девятого, когда тот не удержал равновесия и упал. Наш кио не преминул воспользоваться удачей. Штык-нож треснул под каблуком Сержанта и распался на две половины.

Однако торжествовать было рано, Девяносто девятый сумел вывернуться и пропороть Сержанту бедро. Не знаю, насколько опасной была рана, но движения кио постепенно замедлялись. Его противник воспользовался этим и оказался на ногах.

Впрочем, и Девяносто девятый уже не был таким резвым, как в начале схватки. Сложилась интересная ситуация, когда сражались две одинаковых силы и исход мог решить только случай или ошибка одной из сторон. Сегодня чаша весов качнулась в сторону Сержанта.

Сразу два лезвия с чавканьем вошли в грудь Девяносто девятого. Киборг дёрнулся, а потом затрясся, как больной эпилепсией. С его губ срывалась слюна вперемешку с кровью, голова болталась, словно тряпичная.

Сержант упёр колено ему в живот и с силой оттолкнул от себя. Тело Девяносто девятого съехало с лезвий, словно с салазок, и упало навзничь. Киборг дёрнулся последний раз, а потом замер. На его лице застыла посмертная маска. Не знаю, может, мне это показалось, но кио умер с улыбкой на устах. Для него смерть была избавлением.

Убедившись, что противник мёртв, Сержант вытянулся в струнку и отдал ему воинское приветствие, словно павшему герою.

– Что бы ни произошло, когда-то он был моим командиром, – пояснил кио. – Мой долг похоронить его с почестями.

– Хорошо, – сказал я. – Мы его похороним.

Он оглядел поле схватки, изломанные трупы собак. Нижняя губа его нервно дёрнулась. Я подумал, что это связано с раной: бедро кио кровоточило и нуждалось в перевязке, кио слабел. Но Сержант повернулся ко мне. В его глазах был нехороший блеск.

– А теперь, Нечай, я требую от тебя объяснений, – произнёс он.

Я впал в лёгкий ступор, требование Сержанта загнало меня в тупик. Понятно, что надо объясниться, но вот засада – как? Что сказать, какими словами описать то, что творилось внутри меня? Какие провести аналогии, с чем сравнить? Столько вопросов без ответов! И ведь понятно, что с меня не слезут…

У самого уже голова болела от совершеннейшей прострации, в которую я впадал с каждой секундой.

Чтобы оттянуть время, я предложил:

– Не будем гнать фенакодусов. Поговорим позже. Сначала давай займёмся твоими ранами, Сержант.

Кио подал мне полевую аптечку из бункера.

– Только не нужно обеззараживать и тратить дефицитные антисептики.

Я удивлённо вскинулся, киборг пояснил:

– Мне это ни к чему. Мой организм борется с инфекциями самостоятельно.

– Везёт. И что мне делать?

– Ляпни сверху геля – и достаточно.

Я сделал то, что он просил. Потом, оттягивая неизбежный разговор, помог похоронить тело Девяносто девятого.

Сержант настоял, чтобы мы произвели импровизированный салют, выстрелив вхолостую из оружия. Отдав последние почести, мы вновь вернулись к тому, с чего начали.

– Ну, Нечай, колись, что это было? – спросил кио.

Я потупился. Говорить было нечего. Я и сам представления не имел, что со мной приключилось. Что бы это ни было, но оно произошло совершенно спонтанно, и я никак не мог на него повлиять.

– Чего вы от меня ждёте?

– Объяснений, – сказал кио. – На наших глазах произошли необычные вещи. В них надо разобраться.

– А если мне нечего объяснять?

– Ты уверен? Хочешь сказать, что нам привиделось?

– Этого я не говорил.

– Тогда в чём проблема?

– В том, что я знать не знаю, что это было. У меня башка раскалывается от событий. Делайте со мной что хотите, но у меня нет ответов на ваши вопросы. И я не вру.

– Прекрасно! – хмыкнул маркитант. – Может, у тебя ещё что-то эдакое… экстраординарное в багажнике спрятано. Тихо-спокойно, а потом – бац! Ты левитировать, случаем, не умеешь?