– Да ведь они сами напали! Угу.

– Королю Испании этого не докажешь. Хм. А чего я стою? Надо и мне размяться!

И Сухов перемахнул на палубу «испанца».

– Веселей, ребятки! Шинкуй папистов!

– Га-га-га!

Честно говоря, Олегу даже жаль было экипаж «Маравильяса». Не все же из них жаждали крови, кому-то нынешнее боестолкновение абсолютно не нужно, однако делать нечего – свидетелей оставлять нельзя, это правда.

На службе королю им меньше всего нужны неприятности, иначе поставленных целей добиться не удастся.

Вдруг да командование косо смотреть станет, подозревать в нехороших вещах. И как прикажете, с подмоченной-то репутацией, в рейд отпрашиваться по берберским тылам? То-то и оно…

Сухов вспорол живот набежавшему на него испанцу, поморщился при виде вывалившихся кишок и вонзил палаш в шею, на которой болтался большой медный крест.

Не спас…

В это время обычный гвалт боя усилился – на нос фрегата из-под палубы полезли солдаты в черных камзолах.

В засаде сидели, что ли?

Бравая команда Джимми Кида сразу обратила взор на свежие жертвы, но Олег, напрягая глотку, докричался до них:

– Малыш! Отходите к шкафуту! Живо! Понч!

– Щас я!

Шурка без слов понял замысел командира и почесал на бак.

– Номера три, четыре и пять, – приготовиться к залпу по команде! – донесся его голос.

– Готово! – откликнулся Илайджа.

– Огонь!

Три орудия, расположенные в носовой части верхней палубы, выстрелили одновременно, множа гулкий грохот пальбы.

Картечь буквально смела испанцев, размозжила, растерзала их тела. И этот залп стал последним в недолгом сражении.

Испанцы сдавались, но их не брали в плен.

Кто-то из команды фрегата в отчаянье выпрыгивал в море – этих гасили и за бортом.

– Чисто, капитан! – проревел могучий Малыш Джим.

– Чисто, – проворчал Сухов, брезгливо кривя губы и выбирая место, не залитое кровью. – Ступить нек уда… Джимми Кид громогласно расхохотался.

– Так, слушать меня! Забираем отсюда всё ценное и поджигаем эту лоханку! Начали!

Пираты… то бишь законопослушные флотские, радостно заорали. Добыча? Любо!

Сам Олег прогулялся по каютам, приглядев для себя роскошный камзольчик, темно-индиговый, с искусным шитьем. И шпага хороша, подходит к костюмчику.

Часа за два «Маравильяс» освободили от всего маломальски ценного, включая увесистый сундучок с золотыми дублонами, и зажгли факелы.

Разбежавшись по всему кораблю, морячки-корсарчики поджигали всё, что горит, заботливо устраивая пожар.

Из трюма, из кают, из носового кубрика повалил дым.

Родился и набирал силу гул пламени, разгоравшегося под палубой. И вот огонь вырвался наружу, заметался, как хищный зверь, не знающий, что же ему пожрать сначала, а что потом.

«Ретвизан» поспешно отвалил от обреченного корабля, а пожар на «Маравильясе» разрастался, его зычный рев пугал даже на расстоянии.

Жар не достанет до флейта, а всё равно не по себе как-то…

– Целы? – спросил Олег, оборачиваясь к Пахе и Жеке.

– Да чё нам сделается! – ответил Лобов, не отрывая глаз от бушующей стихии.

Огонь взбирался на мачты, и те становились похожи на горящие кресты. Как апофеоз, рванула крюйткамера, раскалывая и бросая вверх чуть ли не половину прогоревшей палубы, роняя мачты.

Приток воздуха придал сил огню, косой столб дыма и вихри искр относило ветром к югу.

Прошло немного времени, и выгоревший корпус фрегата сложился, раскололся, расползся по воде грудами парящих углей.

– Спектакль окончен, – сказал Сухов. – Поднять паруса!

Пару дней спустя флейт «Ретвизан» вышел к южному берегу Франции.

Вскорости показалась Королевская башня, высившаяся на стрелке мыса, – тот прикрывал от бурь Тулон, важнейшую базу Флота Леванта.

Капитан де Монтиньи прибыл к месту прохождения службы.