этакая стихийная выставка нацистского изуверства – деятели из гестапо и айнзацгруппы усиленно интересовались «технической новинкой». Вместительные фургоны были выкрашены в серый цвет, а сзади у них были намалеваны огромные красные кресты, чтобы изображать санитарные машины и не пугать тех бедолаг, которым доведется «прокатиться» в газвагене[27].
Появился и Эрих Кох. Гауляйтер молча обошел душегубку, и тут Кузнецов решил воспользоваться шансом – телохраны Коха отстали, полагая, что в толпе офицеров Рейха их подопечному ничто не грозит.
Подойдя к гауляйтеру и представившись, Николай бойко заговорил:
– Это зондерваген или специальваген, господин рейхскомиссар. Три десятка унтерменшей заходят внутрь, водитель заводит двигатель и минут десять держит его на нейтральной передаче. А потом едет к крематорию или ко рву, чтобы выгрузить трупы!
– И все? – удивился Кох. – Так быстро?
– Да, господин рейхскомиссар! Можно умерщвлять и во время движения, что экономичней.
Один из телохранителей выглянул из галдевшей толпы офицерья и успокоился – гауляйтер мило беседовал с Паулем Зибертом, компанейским парнем, что вчера их угощал в «Дойчегофф».
– Двигатель тут стоит особый, господин рейхскомиссар. Топлива он расходует немного больше, чем обычные моторы, а в его выхлопных газах резко увеличена доля угара. Унтерменши просто засыпают, чтобы никогда не проснуться. А вот если газовать, наступает мучительная смерть от удушья.
– Лучше газовать, – улыбнулся гауляйтер.
– О, не скажите! Тогда пол и стены фургона будут перепачканы экскрементами, мочой и рвотой – уборщики проявляли понятное недовольство. Хотите взглянуть?
Не дожидаясь ответа, Кузнецов отворил дверцу – в обитом оцинковкой фургоне зажглась лампочка. В полу была видна решетка, прикрывавшая газовую трубу.
– Окошек нет? – поинтересовался Кох.
– Ни одного!
Сердце у Кузнецова забилось. Сейчас или никогда! Саданув гауляйтера локтем, он схватил обмякшее тело и забросил в фургон. Запер дверцу и независимо обогнул душегубку. Его никто не видел, ни его, ни Коха. Еще минута-две, и охрана спохватится. Но и торопиться нельзя – спешка привлекает внимание…
Приблизившись к кабине «Зондервагена», Николай услыхал глухие удары – гауляйтер очухался. Заняв место водителя, Кузнецов быстро завел двигатель – за его шумом никакие стуки-грюки слышны не будут. С удовольствием нажав на газ, Николай тронулся, посигналив. Офицеры расступились, оборачиваясь и приветствуя человека за рулем – Зиберта знали многие.
Продолжая газовать, Кузнецов покатил по Немецкой улице, свернул и выехал к окраинам Ровно. На выезд постовые почти не реагировали, разве что руки вскинули, приветствуя офицера-водителя. Николай небрежно отсалютовал в ответ. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать.
«Диамонд Рео» хорошо шел по накатанной дороге, а до ближайшего села, где есть «маяк», оставалось совсем немного. Вот только являться в село не стоит, обязательно начнутся обыски, расстрелы… И назад ему тоже дорога закрыта – для гестапо будет нетрудно сложить дважды два и получить верный ответ. Кузнецов ухмыльнулся. Это он переживет! Зато Кох не пережил…
От этого нелюдя пострадали миллиона два человек – уничтоженные в лагерях, расстрелянные, угнанные в Германию «остарбайтерами». А сколько еще душ загубил бы Эрих Кох, благонамеренный бюргер, дорвавшийся до власти?
Свернув с дороги, Николай загнал газваген в рощицу и покинул кабину. Обойдя фургон, он открыл дверцу и быстро отшагнул – клубы синеватого угара поплыли изнутри. Сквозь плотную пелену газа слабо просвечивала лампочка. Сдерживая дыхание, Кузнецов рассмотрел труп гауляйтера. Кох скрючился, перепачкав шинель блевотиной. Здорово попахивало – обделался рейхскомиссар.
– Собаке – собачья смерть, – высказался Николай и захлопнул дверцу душегубки.
Сводка Совинформбюро за 15 декабря 1941 года:
Глава 27
Исход
Пока шел переезд, Цессарский с помощниками выпустил предновогодний номер отрядной газеты «Мы победим». Судоплатов с улыбкой прочитал объявление:
