На аэродроме под Москвой Судоплатова уже ждала машина. Разумеется, повезла она его не домой, а в наркомат. Впрочем, Павел был не в обиде – трудоголик, как называли людей вроде него в будущем, он ставил работу выше семьи, хотя и не любил в этом признаваться.

Его оправдывало то, что его труд был особенным – старший майор стоял на страже завоеваний Октября – не в возвышенном, плакатно-лубочном смысле, а на самом деле. Сейчас, покачиваясь на заднем сиденье «ЗИСа», Судоплатов испытывал удивительное чувство безопасности, привычное напряжение отпускало его.

Трошкин, «менты» и Муха этой ночью отправятся обратно, набив салон «Юнкерса» лекарствами, медикаментами, перевязочным материалом, запчастями для раций – и письмами. Павел по-думал, что эта страница новой жизни будет очень дорога ему. А и в самом деле, столько они успели!

Павел жадно рассматривал московские окраины – вернувшись из мира, где его окружали леса и болота, он немного одичал, что ли. Городская жизнь виделась как будто внове – и немного вчуже.

Прибыв на место, Судоплатов сразу направился на доклад к Меркулову.

– О-о, какие люди! – вскричал Всеволод Николаевич. – Здорово! Не буду расспрашивать, все равно тебе рапорт писать! Вот все и опишешь. Кстати, Наркомат госбезопасности упразднен, снова хожу в первых заместителях[23].

– Ну и правильно.

Вооружившись ручкой и стопочкой бумаги, Павел вздохнул и приступил к описанию своих приключений. Он как раз разминал затекшие пальцы, когда его вызвали к Берии. Быстренько накинув новенький китель с двумя «ромбами» в петлицах и парой нарукавных звезд[24], подхватив папочку с отчетом, он поспешил на зов наркома. По дороге его перехватил Эйтингон.

– Павлуша! – воскликнул он, раскидывая руки.

Друзья обнялись, и Наум сказал негромко:

– Завидую!

– Да чему же?

– В поле выбрался!

– Знаешь, дует сильно в том поле. Ладно, вечером поболтаем! Приходите с Шурочкой.

– Да я… это… – замялся Эйтингон. – Поругались мы с Шурой.

– Даже знаю почему, – проворчал Судоплатов. – Вот же ж бабник!

Наум уныло покивал.

– Только я не поверю, что ты тоскуешь в одиночестве. С кем придешь?

– С Музой! – ухмыльнулся Наум.

– Как-как?

– Муза ее зовут. Муза Малиновская. Я… это… женюсь на ней.

– Ого!

– Да-а… – сказал Эйтингон довольно и спохватился: – Ладно, ты иди, иди…

– Иду, иду…

Лаврентий Павлович был бодр и находился в хорошем настроении.

– Здравствуйте, товарищ Судоплатов, – кивнул нарком. – Имейте в виду, товарищ Сталин уже интересовался вашими подвигами.

– Ну, мы особо не геройствовали…

– А спасение Якова Джугашвили?

– С Яковом Иосифовичем все в порядке?

– Жив-здоров.

– Ну и хорошо…

– И с удачным покушением на Гиммлера я вас тоже поздравляю – немцы просто взбесились! Так что крутите дырочку…

– Я был не один, – заскромничал Судоплатов.

– Ваше донесение о крутом повороте 2-й танковой группы на юг, кажется, подтверждается… Бумаг у вас, конечно же, нет?

– Нет, товарищ нарком. – Поколебавшись, Павел пошел на маленькую хитрость. – Там, в Минске, я допросил кое-кого из генералов, они подтвердили все, о чем я сообщал. Кстати, и Гудериан после подрыва машины был еще жив. Я спросил его о грядущих изменениях, а он сказал, что был против, но приказ о повороте на Киев отдал сам Гитлер. Больше он и слова не мог выговорить. Я пристрелил его. Плюс ко всему бойцы опергруппы, возглавляемой старшим лейтенантом госбезопасности Зуенко, заброшенные в тыл противника, подтверждают эти сведения. Доцент МГУ Кумаченко и преподаватель Института иностранных языков Пивоварова устроились переводчиками при штабе немецкой 3-й танковой дивизии, и мы постоянно получаем от них воистину бесценные сведения.

– Очень хорошо. Вы понимаете, товарищ Судоплатов, насколько они важны, эти сведения?