дежурство и, как только (если вдруг…) начнется война, топить немецкие корабли.

Еременко должен был на 22 июня привести в полную боевую готовность авиацию, танки, артиллерию, а красноармейцам предстояло провести ночь вне казарменных коек. Но лучше не выспаться живым, нежели погибнуть во сне.

Летчикам было велено тайно перебазироваться на новые аэродромы, старую и ломаную технику оставив на старых площадках, чье местоположение давно было известно гитлеровцам. Буквально на ходу, то бишь на лету, летуны привыкали вылетать парами – ведущий плюс ведомый, – а не втроем, как раньше, хотя еще во время войны с белофиннами звучали призывы перейти на звенья-двойки, ибо тройки лишали самолеты маневренности. Тут было в точности как в поговорке – третий лишний.

Тихонечко, по ночам, вывозились запасы с окружных складов – снаряды, патроны, горючее – подальше в тыл. Минировались мосты, их охрана усиливалась.

И, надо сказать, на это Еременко реагировал положительно – профессионал все-таки.

А вот просьбе Судоплатова о завозе свежей воды в Восточный и 5-й форты Брестской крепости командующий удивился. «Лучше будет перестраховаться», – объяснил Павел с виноватой улыбкой. Еременко пожал плечами и отдал приказ. Откуда ему было знать, что защитники Брестской крепости станут мучиться от жажды? О таком не расскажешь.

Удалось лишь вывезти из крепости семьи командиров да отвести танки, что были расположены на самом берегу Западного Буга.

Павел в эти дни чувствовал себя почти победителем – и лично, и подсказкой наркому, через подставных лиц, ценою жизни всего одного командующего округом, удалось-таки убедить Верховного главнокомандующего, чтобы тот оставил надежды отсрочить войну.

Теперь никто не проспит нападение, не выскочит на рассвете в одних подштанниках, чтобы посмотреть, как немцы бомбят аэродромы или танковые части. Ни один комиссар не заверещит: «Паникер! Провокатор!», когда командиры станут по тревоге поднимать бойцов, летчиков, танкистов. Конечно, дуболомов сыщется немало, но с такими разговор должен быть кратчайший – расстрел на месте, по закону военного времени.

Казалось бы, дикость какая – радоваться, что армия будет приведена в полную боевую готовность накануне войны! А как же иначе? А вот так…

Судоплатов прекрасно помнил смутные, позорные, тошные дни того июня, когда самолеты сгорали на аэродромах потому лишь, что Тимошенко не отдал приказа бить врага.

Это сколько же красноармейцев будет спасено? Хотя, вполне вероятно, они все равно погибнут, зато не в плену, не в печах крематориев, а в бою.

До Минска Судоплатов с Масленниковым добрались на «Дугласе», проговорили с Еременко все вопросы по взаимодействию, а вечером Павлу приспичило слетать на базу «Олимп».

Маленький тарахтящий «Р-5» добрался до высоты, когда стемнело. Медведев приказал разжечь костры на посадочном поле, и «Р-5» сел. Поле было тщательно заровнено, но самолет при посадке все равно умудрился сломать стойку левого колеса и чуть было не скапотировал, малость помяв крыло. Судоплатов выбрался, потирая грудь, больно сдавленную привязными ремнями – ни вздохнуть, ни охнуть.

– Живы?! – выдохнул подбежавший Дмитрий.

– Пока да, – философски заметил Павел. – Пилот, ты как?

– Все будет исправлено, товарищ майор, – дрожащим голосом ответил летчик.

– Серьезное что?

– Стойка оторвалась, зараза… Или лопнула – плохо видно. Но я все починю!

Судоплатов присел на корточки, рядом пристроился один из бойцов, упорно занимавшихся в аэроклубе.

– Если что, я помогу, – предложил он.

– Летчик? – обрадовался пилот.

– А то!

– Вы вот что, – решил Павел. – Разберите пока сломанное шасси, или как это у вас называется, а к ремонту завтра приступите, с утра. Не на ощупь же вам работать!

– А костры?

– А светомаскировка? Увидит вас немец с высоты и возьмет на заметку. Все, занимайтесь. Митя, привет! Я вам подарков привез немного – почту и гостинцы.

– О-о-о! – весело заорали разведчики-диверсанты…

Поселили Судоплатова в одной из землянок, где он неплохо выспался. Встал рано – до войны оставались ровно сутки. Красное солнце еще касалось горизонта, а пилот со своим добровольным помощником уже трудился, залечивая «ногу» самолету. Забот у Павла хватало, и о самолете он вспомнил лишь к обеду. Бледный пилот доложил, что шасси починено, но вот крыло… Может и не выдержать плоскость, особенно при посадке.

Успокоив летуна, Судоплатов стал вызывать Минск, но тот долго не выходил на связь, а когда оба радиста переговорили-таки, в штабе пообещали выслать самолет в течение нескольких часов. Твердо пообещали.

Когда стемнело, Павел понял, что не улететь ему с «Олимпа». Ближе к полуночи выяснилось, что обещанный самолет вылетел-таки и пропал.