Я не вижу во всем этом ни капли смысла, но Николас, сгорбившись над столом, кивает и яростно пишет. В комнате тихо, лишь слышно, как скребет перо по пергаменту.

Николас при этих словах слегка сдвигает брови, но продолжает записывать. Веда говорит:

Николас удивленно вскидывает голову, смотрит на меня. Я почти сразу понимаю, что случилось. Цифра незримого миру клейма – стигма. Веда только что назвала меня ищейкой. Как я и ожидала.

Первое инстинктивное побуждение у меня – выпрыгнуть в окно и рвать когти. Но куда? Приходится сдержать порыв, стоять тихо и быть готовой к тому, что последует дальше.

Горстка песчинок пересыпается в нижнюю половину часов, и Веда падает головой на стол. Николас берет ее за плечи и осторожно прислоняет к спинке кресла. Через секунду она шевелится, глаза медленно сосредотачиваются. Она смотрит на Николаса:

– Ну как я?

– Отлично, – ласково улыбается ей Николас. – А теперь пойди к Файфер, хорошо? Она ждет, и у нее для тебя подарок.

Сияющая Веда спрыгивает с кресла и бросается в соседнюю комнату. Николас смотрит на Эвис:

– Не возражаешь, если я недолго поговорю с Элизабет с глазу на глаз?

Та кивает и выходит. Я замечаю, что она старается на меня не смотреть. Дверь тихо закрывается, Николас откидывается в кресле, сводит руки вместе, подносит кончики пальцев к губам, рассматривая меня. Взгляд его тяжел: ни капли тепла или доброты, что были раньше.

– Ты – ищейка, – прерывает он молчание.

Я не отвечаю. Сердце бьется в горле, и ладони влажные. Украдкой вытираю их о штаны, надеясь, что он не заметит.

– Никогда бы не подумал, – продолжает он. – Ты совершенно не выглядишь ею. Впрочем, так, наверное, и должно быть. – Он снова замолкает. – Во Флите ты хотела меня убить?

Я все еще не отвечаю. Осматриваю комнату в поисках оружия самозащиты. Подсвечники, камни на столе. Зеркало, его можно разбить, осколки использовать как лезвия…

– Надо нам побеседовать, – говорит он, встает и выдвигает стул. – Садись.

Я не двигаюсь с места.

– Садись, – повторяет он. – Я тебя не трону.

После некоторого колебания я все же подхожу к стулу. Но не выпускаю из поля зрения Николаса, ожидая его действий. А он просто садится и снова рассматривает меня.

– Я думал, ты ведьма, колдунья. Необученная колдунья. Я думал, поэтому ты собирала травы, поэтому и выжила в тюрьме. Джон сказал, что ты должна была умереть.

– Я слышала.

– Тебя защитила стигма?

– Нет. Она защищает от ран, не от болезней. Придает мне сил, я могу держаться дольше многих. Но если бы ты меня не нашел, а Джон не вылечил, я бы умерла.

На это Николас не отвечает. Может, он и хотел бы, чтобы я умерла – одной ищейкой меньше. Но плевать на его хотелки: если желает оставаться в живых, ему я нужна буду живая. Как и он мне.

– Джон говорил, что ты проклят. И умираешь.

Я не даю себе труда выражаться тактичнее. Николас хмыкает – то ли из-за моей бесцеремонности, то ли из-за беспечности Джона, – но я продолжаю:

– Веда сказала, ты ищешь что-то, что могу найти только я. Ты ищешь колдуна? Тебе нужно, чтобы я нашла колдуна, который тебя проклял, и убила его?

– Это не колдун, – отвечает он. – Это скрижаль проклятия.

Моя очередь удивиться:

– Скрижаль проклятия?

– Да. Ты знаешь, что это такое?

Я киваю. Случалось мне видеть скрижали проклятия. Идея очень проста: вытравить проклятие на плоском куске камня, свинца или бронзы, потом выбросить куда-нибудь, где его никогда не найдут. Обычно колдуны для таких целей пользуются колодцами, озерами и реками. Но хотя идея и простая,