– Я. Твою рубашку постирала. Исподнее у тебя странное, его я тоже выстирала и пояс, каким обвязана была, сняла. Думала, рана какая. Ты зачем его носила?
– Это чтобы живот втянулся после родов, – ответила я ей, соображая, о какой рубашке она говорит. Может, мой летний сарафан за рубашку приняла?
– Да?! У наших молодок он сам втягивается. Ну, если хошь, я тебе его принесу.
– Помогите встать, я в туалет хочу, – попросила ее, приподнимаясь на постели.
– Давай, милая, – подставила она мне свое плечо, а потом спросила, бросив острый взгляд: – А не боишься ко мне прикасаться?
– Вы заразны? – замерла я.
Старушка засмеялась, неожиданно развеселившись:
– Нет, но многие считают, что мои знания от нечистого и называют ведьмой.
– Вы знахарка? – догадалась я, уже безбоязненно принимая ее помощь.
– Иные и так зовут, когда помощь нужна.
Было заметно, как ей польстило, что я ее не боюсь.
– Наверное, обидно, когда людям помогаешь, а они стороной обходят, – посочувствовала ей я, с трудом поднимаясь с постели.
– Я привыкла, лучше себя пожалей. Сразу видно, что ты из другого теста, чем наши девки. Тяжело тебе здесь придется. Выкупить хоть есть кому?
– Знать бы еще, куда писать, – сквозь зубы произнесла я, наваливаясь на старушку. Она, на удивление, оказалась крепкой и мой вес выдержала.
Мы вышли во двор. Я вдохнула свежий воздух, осматриваясь. Дом стоял на отшибе. Его окружал невысокий плетеный забор. Мы спустились по ступеням и меня провели в закуток, где можно было сделать свои дела. Я отметила, что крови после родов уже нет. Еще удивило, что все кости целы и нет никаких переломов. Когда я первый раз пришла в себя, была такая боль во всем теле, как будто каждая кость раздроблена. Меня порадовало, что это оказалось не так. С уровнем медицины здесь мне бы не выжить или быть калекой до конца своих дней.
Знахарка помогла мне дойти до лавки на улице и усадила.
– Я слышала, хозяин приезжает. Может, тебе с ним поговорить? Если ты из благородных и тебя есть кому выкупить, он пойдет навстречу, – завела снова разговор она. – Он неплохой человек, а вот с управляющим норов не показывай. Это он с приездом господина присмирел, а в его отсутствие творит что пожелает, и управы нет. Если разозлишь – плохо тебе будет.
Я молчала и мотала на ус. К управляющему у меня свои счеты были, но бросаться на него и что-то требовать я не собиралась. По крайней мере, пока.
– Как вас зовут? – решила я познакомиться. – Меня Виктория, можно Вика.
– Я Варлея, а вот у тебя имени уже нет – рабы его теряют. Как хозяин решит назвать, такое и будет.
– Я – Вика, – с нажимом ответила на это. – Можно воды?
– Сейчас, девонька, принесу, – покачала головой на это Варлея и пошла в дом.
Вода придала мне сил, и в дом я зашла уже без посторонней помощи. Меня волновало, какая жизнь меня ждет, и я насела на единственного человека, который мог ответить на мои вопросы.
По всему выходило, что я принадлежу целиком и полностью владельцу поместья. Прав у меня никаких, а все, что ждет, – это работа от рассвета до заката за еду. Я заикнулась о том, что торговцы не имели права меня продавать, но Варлея дала понять, что меня никто и слушать не будет. Подай я жалобу властям – ее даже читать не станут от рабыни, да еще если увидят имя моего владельца, попросту посоветуют выпороть. Бежать смысла нет. Любой меня выдаст, и если поймают, тут же вернут владельцу, да еще клеймо поставят, как беглой, и выпорют.
– Вы умеете писать? – спросила знахарку.
Та бросила на меня странный взгляд:
– Зачем тебе? Писать ничего не стану.
– Я просто хочу понять, знаю ли я вашу письменность, а то язык понимаю, а вот насчет письма не уверена.
– Ты что, не помнишь?
– Головой ударилась и есть некоторые провалы в памяти, – ответила я, немного покривив против истины.
Чуть поколебавшись, та все же насыпала на стол немного муки и стала выводить буквы. К моему сожалению, мне непонятные.