человеком.
Разочарование крапивой пробивается сквозь страх супруги. Ухмыляюсь.
– А ты как думала? Вдовство отменяется. В этом виде я гадюк жрать могу и кислотой запивать. И учти – наш ребенок тоже будет…
– Демоном?!
– Четвертьдемоном. Квартероном.
– Не-е-е-е-ет!
– О, да. Я таким был до шестнадцати лет, потом уже превращаться научился.
– Ты… ты…
– И что же мне с тобой сделать за такое? Будь я человеком – был бы уже трупом.
И вот теперь…
– Ненавижу, ненавижу тебя!!!
– На здоровье.
Подбрасываю заколку, ловлю ее в ладонь, слизываю с кончика яд – и Дариола впадает в неистовство.
– Завтра же!!! Я выйду на площадь и буду кричать, что мой муж демон! Я добьюсь, чтобы тебя сожгли на костре! Ты нечисть, ты все разрушаешь, все-о-о-о-о!!!
Истерика набирает обороты. Я смотрю, попивая ягодный взвар из высокого бокала. Вот ведь… идиотка! И принимаюсь говорить, только когда замолкает Дариола.
– Никуда ты не пойдешь. А скажешь хоть слово – убью.
Эти слова спускают с цепи новый виток истерики.
– Убьешь?! Пусть! Ты уже всех убил!! Убей меня!!! УБЕЙ!!!
– О, нет. Вот родишь – тогда пожалуйста.
– Все, что тебе нужно, – это ребенок?! Да?! Ну так его ты и не получишь!!!
И в тонких пальцах мелькает еще одна заколка.
Запах яда я чувствую даже отсюда, но сделать ничего не успеваю, она оставляет алый след на бледной коже.
– Нет!
И только теперь голубые рыбьи глаза вспыхивают торжеством!
– О, да! Ритвиш смертелен!
А в следующий миг я оказываюсь рядом с Дариолой.
Смертелен, да. Пара минут – и я стану вдовцом – второй раз за последний месяц. Что-то частенько это случается, нет? Не привыкнуть бы…
Разговаривать с Дариолой мне некогда – и я наношу удар в висок.
Резкий, жестокий.
Голова женщины откидывается назад, и я понимаю – это конец. Она уже мертва.
Что и требовалось.
Сердце останавливается, оно больше не разносит отравленную кровь по организму.
А теперь…
За ритуальным кинжалом долго тянуться не приходится. А наточен он на совесть, так чего еще желать? Платье Дариолы расходится под моими руками.
Живот круглый, мягкий, теплый. Пока еще там, внутри, бьется сердце моего ребенка.
А значит…
И я уверенно рассекаю еще мягкую кожу.
Осторожно, чтобы не повредить матку. Нож рассекает мышцы, мясо, кровь льется потоком, но я не останавливаюсь.
Вот и матка.
И ребенок внутри нее.
Если плод успел созреть. Если он жизнеспособен, если…
Но я должен рискнуть.
И нож рассекает темно-красные волокна.
На ковер льются околоплодные воды.
