всевидящими басхами смысла обходить особого не было.
Вечером мы неспешно ехали верхом по иссушенной земле, пошедшей трещинами. Засуха грозила перерасти в настоящий голод, и крестьяне большую часть времени проводили в полях, пытаясь спасти урожай. Мы молчали. То есть не говорили вслух. Ли тренировалась в общении с Желтой. Именно с ней добрая половинка смогла найти общий язык. Меня же преследовала Кружок, задавая неудобные вопросы про мир двуногих. Самека ехала сзади, не тревожа нас по пустякам. Вот бы и басхи были такими же неприставучими. Казалось, котята могут спрашивать бесконечно.
«Почему вы напали на каменное логово?» – с интересом спросила Кружок.
«Их главный совершил плохой поступок. Похитил нашего друга».
«Зачем?»
«Чтобы потом получить за него выкуп. Ты знаешь, что такое деньги?»
«Маленькие кругляшки. Серые».
«А зачем они нужны, знаешь?»
«Менять на еду и вещи. Странные двуногие. Как можно отдать окорок за горсть несъедобных кругляшков?»
«Разным людям нужны разные вещи. Поэтому и придумали деньги».
«Вы похитили этого двуногого?»
«Верно».
«Значит, это плохой поступок?»
«С плохими людьми можно делать плохие вещи», – как мог объяснил я.
«Странное правило. – Кружок задумалась. – Как узнать, что двуногий плохой?»
«Если он делает плохие поступки, нарушает закон. Кстати, что скажешь о Самеке?»
«Не слышно. Очень тихо. Закрыто».
«Жаль».
«Сейчас совсем не ощущаю», – добавила Кружок загадочно.
Я обернулся назад. Кобыла Самеки исправно следовала за нами, вот только седока на спине лошади не наблюдалось. Полуживую Самеку мы нашли в лире езды назад на дороге. Девочка сломала руку при падении и повредила голову.
Тут же разбили лагерь. Я начал накладывать Аун и Аунко на поврежденные места, щедро сдабривая маной.
– Что не так с этой девкой? – буркнула Лу.
– По-моему, она немного того. Блаженная.
– Немного?!
– По сравнению с тобой – да, – пробормотал я, занятый формированием каналов.
– Думай, что говоришь, козел. Я знаю, что обещала не обзывать. Но если ты ведешь себя как козел, то это не оскорбление, а констатация факта.
– Ладно-ладно. Наполни вот это плетение.
Лим послушно влила силы в каркас лечебного заклинания. Формируя Аунко, я внимательно осмотрел ауру девочки. Кое-какой опыт целительства у меня наличествовал, поэтому со всей уверенностью могу сказать, что юная Тангальдо находилась в отвратительном состоянии. Внутренние органы сигналили о запущенных болезнях. Худое тело почти без намека на жир или мышцы, старые плохо зажившие раны и относительно свежие синяки, неправильно сросшийся перелом ребра, больные зубы. Кожа да кости.
Вскоре Самека пришла в себя. Я уже имел счастье кормить тяжелораненых, поэтому с девочкой проблем не возникло. Удовлетворился я только тогда, когда Самеку стало выворачивать проглоченной кашей. Здоровье девочки вызывало опасения – ее бы в лечебницу на кварту-другую. Я наложил еще одно Аунко на ее желудок, не привыкший к обильной пище.
– Почему сразу не сказала, что плохо себя чувствуешь?
– Я не обязана отчитываться перед всяким отребьем.
О как! Я осторожно тронул раненую руку и принялся ощупывать. Самека поморщилась от боли, однако жаловаться не стала.
– То есть наша помощь тебе не нужна?
– Естественно. Если вы хотите, чтобы я сдохла где-нибудь в канаве.
– Так нужна или нет?
– Я должна отвечать на эти идиотские вопросы?
– Если не ответишь, то я сниму заклинания.