налегал на трость. Но, невзирая на физическую ущербность, от деда веяло силой. Во взгляде блеклых, по-звериному сверкающих глаз была такая подавляющая властность, что, едва он ступил с лестницы на пол, я рефлекторно просела в реверансе.
Валентайн – похоже, так зовут моего свежеиспечённого кровного врага – почтительно склонился, а когда старик доковылял, пробормотал что-то вроде:
– Простите, я не хотел.
Пристально меня разглядывая, старик небрежно отмахнулся от его слов. Я просела в ещё более глубокий реверанс – сила старика почти расплющивала, я смотрела на тупые носики его замшевых туфель, пряжки с головами воющих на луну волков.
– Какая прелестная юная особа, – произнёс старик, и по интонации было не понять, хвалит он или насмехается.
– Дядя, она… – начал Валентайн, но взмах узловатой, в старческих пигментных пятнах руки его остановил.
Подковыляв ближе, старик хмыкнул:
– Вы очень грациозны, – он сложил ладони на трости. – Реверанс сделал бы честь придворной даме.
– Благодарю, вы мне льстите, – пролепетала я.
Тем паче что он действительно льстил, ведь за такой реверанс при дворе мне бы порку устроили.
Валентайн возмущённо начал:
– Дядя…
– Проверь лошадей, горячая голова.
– Но она…
– Спасала свою жизнь и жизни других людей, – старик забарабанил пальцем по серебряному носу набалдашника-волка.
– Это был мой брат! – подступил Валентайн.
– Право предъявлять претензии у главы рода, то есть у меня, а я не в претензии.
Повисла звенящая тишина, воздух искрился от напряжения. Ноги уже ныли, но я боялась подняться из реверанса, дышать боялась, чего уж! Так вот за кого Саги хотел меня сосватать – за горбатого властного старика. Ну спасибо. Шумно выдохнув, Валентайн слишком звонко отчеканил:
– Амэйбла ты никогда не любил. И меня, и нашего отца, – развернувшись на каблуках, он вихрем помчался прочь.
И так хлопнул дверью, что эхо грохотало ещё несколько секунд. Выпрямившись, я не осмеливалась посмотреть на графа. Узловатый палец вдруг коснулся моего подбородка и потянул вверх, старик велел:
– Посмотри на меня, дитя.
Сердце вырывалось из груди, прикосновение чужой руки почти обжигало. Стиснув зубы, я подняла взгляд. Морщинистое, хищное лицо графа было совсем близко. В отличие от племянника, он пах не шерстью, а духами с мятной нотой. И смотрел так, что… в общем, кажется, он не прочь был жениться ещё раз, а если не жениться, то завести любовницу.
– Вы отлично справились, позвольте выразить благодарность за проделанную работу. Увы, некоторые олухи не понимают, как нам повезло. Спокойная жизнь расслабляет, знаете ли. А вы, кажется, не привыкли расслабляться.
Холодные мурашки побежали по спине:
– О чём вы?
Его палец скользнул по моей нижней губе, царапнул ногтем, я невольно передёрнулась, и граф с кривой улыбкой отвёл руку:
– Есть в вас что-то авантюрное. Готов поспорить, у вас за плечами бурная жизнь.
Внутренности похолодели.
– Не понимаю, о чём вы, – голос подрагивал, я сглотнула и нервно потёрла саднившую шею.
– Хм, ну может быть, – граф двинулся к выходу. – Удачи в работе. И впредь защищайте нас так же хорошо. Кажется, нам это потребуется.
– О чём вы? – спросила я в сгорбленную спину.
– М? – полуобернулся он.
– Что вы имеете в виду под… что потребуется защищать?
– Ничего особенного, – он приподнял седые брови. – Это же работа штатных специалистов – защищать.
Кивнув, он снова заковылял к двери. Когда массивная створка закрылась, я смогла выдохнуть свободно.
– Он видящий, – пролепетали за спиной.
Я подскочила и, прижав ладонь к животу, развернулась. Старый развратник Вангри маслянисто поглядывал на ложбинку между грудями:
– Граф немного предвидит будущее, это проявляется в таких вот фразах. Вот давеча, в последнюю встречу с господином