ноги, я закрыла ворота, отцепила от пояса свой многострадальный жезл.

Силы в руках не было, от напряжения последних действий я вся покрылась испариной, губы тряслись, ноги подгибались. Выронив пенал, я взяла жезл обеими руками, шумно выдохнула, напряглась и положила неподъёмный ученический жезл на вытянутый нос оборотня.

– Спасибо, приятель, – закрыв глаза, я зашептала формулу упокоения.

Ведро чужого восприятия исчезло с головы, пропало чувство четырёх лап и давления на нос. Поддержка под жезлом исчезла, и он потянул меня к земле следом за осевшим оборотнем. Взглянув на гору шерсти и чемоданы, сумку, я покрепче прижала к груди жезл и поплелась в дом.

Мир расплывался, сужался до тёмного тоннеля с пяточком выхода, и в нём дверь опасно кренилась, поплыли цветные круги. Надеюсь, это из-за усталости, а не какого-нибудь от трупов подхваченного морового поветрия.

За дверью пряталась небольшая почти пологая лестница сеней, ноги путались в ступенях, цеплялись за них, а я цеплялась за стену, за саму лестницу. Уткнувшись во внутреннюю дверь, сколько-то стояла, восстанавливая дыхание: «Пусть она будет открыта. Не хочу спать на коврике». Рука с третьего раза нашла ручку. Ноги подгибались, я потыкалась в дверь, сообразила, что она открывается наружу, и потянула.

В открывшейся светлой комнате я видела только диван. Большой тёмный диван. Надо было раздеться. Выронив жезл – звук падения донёсся откуда-то издалека, – я поволоклась к дивану, неловко дёргая подол, пытаясь дотянуться до застёжки. Диван как-то вдруг полетел на меня, оказался мягким, уютным и тёплым и…

Проснулась я на мягком и под мягким одеялом. Ночь с зомби – кошмар? Нет? Наверняка это был просто кошмарный сон. Аппетитно пахло шоколадом, и желудок сжался, заурчал. Рядом тонко звякнуло.

Я открыла глаза. Объятый золотым светом, надо мной стоял белокурый ангел в голубом и ложечкой что-то размешивал в огромной белой чашке.

Ангел… я что, умерла?

В пронзительно-синих глазах ангела, очерченных чёрными-чёрными ресницами, было сострадание. По скулам вились тёмно-синие тонкие узоры татуировки, как клеймо у гомункулов. И чёрные ногти немного не вязались со светлым образом.

– Доброе утро, – поздоровался ангел звучным драматическим баритоном, почти переходившим в бас. – Ты молодец. Прекрасно справилась с работой, всех зомби зачистила.

Я растаяла, в груди и животе, почему-то не стянутых корсажем, стало подозрительно трепетно. Ангел вынул ложку, стряхнул с неё коричневые капли и протянул чашку. От чашки пахло шоколадом.

Значит, последователи триединого бога правы, и я попала в то, что они называют раем. Навернулись слёзы умиления. Я протянула руки – от укусов на пальцах остались бледно-розовые лунки – и приняла в ладони тёплую тяжёлую чашку с шоколадом. Сорвавшаяся со щеки слезинка растеклась по его тёмной поверхности.

Ангел возвышался надо мной, концы длинных белых волос прятались за широкими плечами, узкую талию стягивал пояс с вышивкой. Золотое сияние немного раздражало яркостью, и я не могла решить: зажмуриться и насладиться шоколадом или наслаждаться вкусом, любуясь прекрасным созданием.

Решила любоваться, а вдруг ангела ненадолго выделили? Шоколад был тёплым, сладким до терпкости. Ангел приподнял бровь:

– А спасибо? – Насыщенный тембр его голоса вызывал лёгкий трепет.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Было так сладко, так хорошо… Постояв немного с приподнятой тёмной бровью, ангел представился:

– Меня зовут Сагихар. Допьёшь – приходи на кухню, это в конце коридора, за той дверью, – он указал за мою спину. – Покормлю.

Он шагнул в сторону, в лицо мне ударил солнечный свет. Ангел, устремившийся к той самой двери, больше не сиял золотом, его длинные, почти до колен, волосы колыхались при каждом шаге. Огляделась. Это комната в доме штатного мага, где я уснула. Диван точно тот. Платье и нижнее бельё кто-то снял, вместо них надели сорочку. Если это посмертие, то какое-то странное.

Наверное, я всё же жива.