– Баба-бафф, иди сюда, я пожму тебе лапу! – заявила Барби, выслушав адептку. – У тебя, отвечаю, есть яйца!
Немного позже, разбившись на две тройки, они пошли испытывать на деле методику Хэйт: файтеры монстров бьют, хилеры лечат; лечат не файтеров – монстров. И так – до посинения.
А каждые три часа – подводный заплыв в речке Вельда, по настоянию убивца, который решил, что всем необходимо получить достижение «Амфибия», считающееся самым бесполезным из игровых достижений. Всем, кроме самого Рэя, Маськи и Хэйт – они-то знали о месте, в которое без этого достижения просто-напросто не попасть.
После третьего заплыва разошлись: Кену с Барби нужно было рано вставать, Мася подустала, Монк, помявшись, сообщил, что в игре допоздна не засиживается; кинжальщик тоже ушел, пообещав подыскать на досуге сведения о данжах вроде Некрополя Годфри, чтобы хотя бы частично решить вопрос с экипировкой и сыграться. Это все отлично состыковывалось с планами Хэйт, распрощавшейся со старыми и новыми знакомыми и помчавшейся в сторону городских стен.
– Вот я и вернулась к истокам, – улыбнулась сама себе Хэйт, устраиваясь возле здания Гильдии воинов. – Операцию «Уличный художник» объявляю начатой!
Доставать из инвентаря купленный накануне мольберт было слегка волнительно (и забавно: большая деревянная подставка в рюкзаке занимала одну ячейку, а вне его – была неудобной массивной конструкцией). С не меньшим трепетом извлекала она холст, краски, кисть… За все это удовольствие ей пришлось выложить почти все наличные деньги: товар был малопопулярный, но дорогой. Забывчивый лепрекон весь месяц отсутствия Хэйт монетки подкидывать… забывал, или, что вероятнее, действовала его сума только в те дни, когда владелец заходил в игру. Последнее предположение девушка считала справедливым: не должно быть такого, чтобы «не играть» выходило более выгодным, чем «играть».
К виртуальным краскам приноровилась она не сразу, густота и структура их существенно отличались от привычных девушке материалов. Хэйт потому и выбрала для первой картины довольно строгую архитектуру, чтобы «набить руку», освоиться. Вскоре размышления и тревоги отступили, она просто писала здание в форме меча, вбитого в землю почти по самую рукоять, на фоне изумительного неба, ни на что не отвлекаясь…
Закончив, она отступила на шаг. Вспомнила, какой растерянной была она, получив отпор у стражника-НПЦ, как создала свой первый в «Восхождении» рисунок… Капли пота, стекавшие по ее лицу и телу, когда она безостановочно лупила куклу. Свою первую маленькую победу: удачу, добавленную в копилку «пассивок»… Человека, купившего у нее эскиз этого самого здания и открывшего для нее дверь к удаче. Много было воспоминаний, и все – значимые.
– Отличная работа! – сказал, как прокаркал, худенький брюнет своеобразной наружности. – Цена?
Это был «ее клиент»; будучи оторванной от игры, девушка изучила теоретический «рынок сбыта» для плодов своего творчества: азиаты. Именно азиатский сектор по статистике чаще прочих приобретал наиболее дорогие, претенциозные дома, всячески украшая их изнутри. То, что многим игрокам казалось немыслимыми тратами, в данном случае воспринималось как «статусность», хотя, конечно же, далеко не ко всем относилось это утверждение.
– Я писала ее, как дар городу, – вежливо покачала головой художница.
О такой возможности она тоже узнала, пребывая вне «Восхождения». Предметы роскоши, преподнесенные в дар представителям власти, повышали репутацию с анклавом. Незначительно, даже затрат не окупая, но, как обходной путь, если не удастся найти покупателя на картины, этот способ был вполне приемлем.
– Хорошо заплачу! – уверил ее «клиент» с чуть раскосыми глазами (не иначе, создавал персонажа, исходя из собственной внешности). – Двадцать золотых.
Хэйт еще раз покачала головой, на сей раз – слегка укоризненно.
– Двадцать пять!
– Я вложила в эту картину душу, – отозвалась она. – И создавая ее, преследовала определенную цель.
Игрок (в этом у Хэйт сомнений не было) покивал, задумался на несколько секунд.
– Сто.
Девушка нахмурилась, изображая тяжелый мыслительный процесс.
– Возможно, я заблуждалась, и картина будет лучше выглядеть в доме человека, способного ее оценить, чем в кабинете НПЦ, для которого она – ничто.
– Сто пятьдесят!
– Картина – единственная в своем роде, – продолжила Хэйт, как бы и не заметив повышения суммы. – Строгие линии, великолепный архитектурный замысел… Она сможет услаждать взор ваших гостей, а вы будете уверены, что другой такой не
