Итак, ржавый люк – вот он, над головой. Дальше нужно спуститься в трюм и там затаиться. Среди ночи он собирался переплыть к пароходу «Орсия-четырнадцать», стоявшему на якоре в пяти сотнях метров от баржи и ожидавшего погрузки. Именно его Брейн выбрал в качестве основного средства бегства, хотя был еще «Гранд Битенгай», до которого и плыть ближе, и срок отправки не так далеко, но этот выбор был очевиден, и враги, без сомнения, обратят на него внимание. Уже на «Орсии» Брейн надеялся трое суток пролежать среди смоляных канатов, потом выползти и предстать перед боцманом, который познакомит его с капитаном, а тот спросит – кто ты таков, и тогда Брейн скажет… Впрочем, так далеко он не загадывал. Сейчас главное – закрепиться на карантинной барже, и как можно надежнее.

Люк клюзбака открылся со страшным скрипом. Брейн осторожно высунулся и, оглядевшись, не обнаружил беспилотных аппаратов, после чего выбрался на палубу и поразился тому, насколько же огромной была эта баржа.

Во время последней эпидемии она служила местом отстоя прибывших с другого материка переселенцев. Их тут набивали тысячами, и они ждали положенные пять недель, пока не закончится инкубационный период вируса.

А если на барже происходила новая вспышка, тогда ее вскоре обрабатывали лизаторатами, выжигавшими едва ли не само железо, и принимали новых переселенцев.

Девять из десяти составов баржи сходили на берег, а тех, кому не повезло, просто выметали метлами роботы-уборщики. Цитавирусы не просто убивали, они разлагали жертвы в тонкую пыль.

Никаких надстроек, только череда люков, которые вели в трюмы карантинной баржи.

Рванув в ближайший из них, Брейн скатился по крутому трапу и, когда люк захлопнулся, оказался в полной тишине и темноте. Даже плеск волн не проникал через эти многослойные стены.

Двигаясь на ощупь, Брейн добрался до двери и, открыв ее, оказался в длинном коридоре, протянувшемся едва ли не на всю баржу. Здесь было довольно светло из-за потолочных иллюминаторов.

На стенах и переборках имелись заметные следы ржавчины, однако вокруг было чисто – ни мелкого мусора, ни пыли, и скоро Брейн обнаружил причину чистоты – полдюжины роботов-уборщиков стояли в одном из отсеков, мигая лампочками контроля зарядки.

Выглядело это жутковато, особенно бинокулярные телекамеры, с помощью которых уборочные машины ориентировались. Брейн подумал, что они могли транслировать панораму куда-то на охранные пункты. Впрочем, никакого движения бинокуляров он не заметил, однако услышал скрип металла и остановился, начав прислушиваться.

Вроде тихо. Он снова двинулся по коридору, заглядывая в открытые двери, за которыми оказывались светлые сухие помещения.

Брейн почувствовал, что его начинает бить дрожь – то ли от нервов, то ли он устал бороться и замерз – с его одежды все еще стекала морская вода, оставляя позади дорожки и мокрые следы подошв.

Вдруг он скорее почувствовал, чем что-то заметил, и, вскинув пистолет, несколько раз выстрелил, предупреждая метнувшуюся тень. Однако невидимый противник не испугался и, включив режим тайм-слоу, бросился в атаку – теперь он был вдесятеро быстрее человеческих конкурентов.

Колыхнулся воздух, и Брейн почувствовал, как его ожгло от внутреннего холода и по коже словно прошлись наждаком.

Это был экстремальный выброс адреналина – по технике, которую он изучал.

– Как я узнаю, что пора запускать это? – спрашивал Брейн когда-то инструктора.

– Ты узнаешь. Ты не успеешь подумать, когда все произойдет само собой.

Брейн рванулся навстречу врагу, и противники обрушили друг на друга шквал ударов, так что полетели клочки одежды, а траектории движений были незаметны для обычного глаза.

Что-то Брейн сумел отбить, что-то перехватить, однако треск собственных костей он также слышал.

Удивительно, что под чудовищной нагрузкой мысли были ясны и цели понятны. Держаться дольше трех-четырех секунд в таком темпе Брейн не мог, а потому вложился в окончательный удар так, что противник отлетел к стене, а Брейн, не дожидаясь продолжения, рванул прочь.

Сзади грохнул выстрел, и картечь, шваркнув по стенам, прошла выше. Тотчас ударил второй, и заряд настиг Брейна. Две